мне это стоит, то наверняка бы пожалел меня…
– Не дождёшься…
– Ничего иного я и не ожидала, ты не способен понять своего мучителя и простить его, если только это не твой брат, – проведя пальцами по виску юноши, промолвила девушка. Дион застонал, и лишь когда боль поутихла, сказал:
«Я не прощу его… Никогда…»
– Но не потому что не сможешь, а потому что я не дам тебе времени. Альтебрес ждёт…
Она расстегнула чёрную куртку, в которую был облачён юноша, и одним резким движением разорвала футболку.
– Прощай, мальчик, жаль, что именно я стану твоей смертью…
Эронел, играя пальцами в воздухе, потянулась к грудной клетке Диона, видимо, намереваясь прикоснуться к области сердца. Юноша закрыл глаза. Тотчас перед его мысленным взором предстал образ Инилы Пассэр. Девушка плакала, явно тоскуя о нём, о погибшем фаратри, изгнанном и брошенном всеми.
– Неплохие фантазии, но она никогда не узнает о тебе. Теперь ты вне её мира, а вскоре окажешься вне и мира физического, – рассмеялась Эронел, глядя на жертву сверху вниз.
– Покончи с этим… – едва дыша, прошептал юноша, ожидая почувствовать самую страшную боль, какую только может вынести тело фаратри. Он зажмурился из последних сил и съёжился, будто от холода. Каждая секунда ожидания была ему ненавистна, Дион хотел освободиться. И вот, когда, по мнению парня, всё должно было свершиться, он услышал страшный инфернальный крик, будто рядом с ним находится проклятый дух. Похолодев изнутри, Дион осторожно раскрыл глаза. То, что он увидел, осталось с ним до конца его дней. Эронел, окутанная красными линиями, которые становились всё ярче, кричала и вырывалась, попав в сеть, расставленную за пару тысяч лет до этого момента. В её безжизненных глазах читался страх, руки была распростёрты, и белые одежды, так напоминавшие саван, на глазах синели и распадались, не оставляя после себя ни единого следа.
– Нокт! Нокт! Н-о-о-кт! – ревела Эронел, будто зверь, содрогаясь в предсмертных судорогах. – Не смей!
Наконец, красные линии, ставшие вмиг ослепительно яркими, с визгом проникли в тело иллюзорной девы. Послышался треск, звон, удары, металлический скрежет, и страшное видение исчезло в чёрной вспышке, отбросившей Диона на несколько метров, в дальнюю часть трюма. Челнок вздрогнул. На его борту взвыла сирена, послышался отвратительный протяжный звук, и Флюгенштайн вместе с остальными пленниками трюма застонали и очнулись. Охранники, едва придя в себя, бросились к командиру, но тот уже был мёртв.
– Что случилось? – спросил один из воинов, чувствуя подступающую тошноту.
– Идём… – прохрипел Дион, встав на колени. Варфоломей, сам едва стоя на ногах, помог парню подняться. Вид благодетеля оставлял желать лучшего.
– Где Нокт? – спросил мужчина, на что русоволосый юноша презрительно хмыкнул.
– Он бросил меня…
Пятью минутами позже они оказались на палубе. Визг сирены не прекращался, молнии вспыхивали за бортами, и дождь вместе с ветром хлестал испуганных фаратри. К счастью, система челнока была оснащена автопилотом, поэтому судно не неслось вниз со всей скоростью, а, слегка выровнявшись, медленно плыло меж грозовых туч.
– Кто-нибудь немедленно встаньте за панель управления. Челнок не сможет самостоятельно произвести посадку, – вскричал один из охранников, но его напарники и сами обо всём догадались. Они имели весьма туманное представление об управлении воздушным судном, однако на попытку решились. Минута, и четверо телохранителей скрылись в рубке управления, не отнимая рукавов одежды от носов – запах повсюду стоял ужасный.
Дион и Флюгенштайн в ужасе оглядывались по сторонам, не в силах понять, что произошло.
– Где же твой брат? – снова спросил Варфоломей. Дион отмахнулся и в тот же миг чудом услышал до боли знакомый голос, пусть и перебиваемый ветром и громовыми раскатами. Оглядевшись, парень остановился и что-то закричал. Флюгенштайн проследил за ним и побледнел. У правого борта, лёжа в крови, с металлическим штырём в левом боку, стонал Нокт. Его одежда была обагрена, на губах запеклась кровь – юноша лежал и быстро двигал правой рукой, будто пытаясь, что-то нащупать. Дион, позабыв обо всём, бросился к брату. Дождь смывал выступившие слёзы. Подбежав и склонившись над Ноктом, юноша вновь закричал, но не от гнева, а от боли. Следующие несколько минут, русоволосый парень что-то быстро говорил, то улыбаясь, то плача. Его брат слушал и временами силился тоже что-то сказать, но это было не нужно – Дион всё понял.
– Ты умираешь ради меня, – наконец, промолвил он, не узнавая своего голоса, настолько он был жалок в этот момент.
– Так сделай всё, чтобы я не разочаровался… – измученно улыбнувшись, прошептал Нокт. Русоволосый парень взял его за руку, кивнул, чувствуя, что вместе с братом в нём умирает нечто важное. Он попытался сказать что-то ещё, но Нокт прервал его кивком:
– Знай, я до последнего жалел о содеянном, но теперь я рад… Я смог спасти тебя… Это главное.
– Ты не должен был… – сквозь слёзы пролепетал Дион. – Ты слышишь меня? Нокт? Нокт!
Его брат ушёл, под громовой бой, отдав последнее за родного человека.
Эпилог
В следующие несколько дней столичная служба безопасности совершенно замучила Диона. Юношу допрашивали, учиняли обыск, однако, не узнав ничего конкретного по делу о смерти экипажа воздушного судна и представителя семьи Ависов, розыск удалился. Небесный город погрузился в траур, тело Нокта было захоронено в Мавзолее при дворце Фреома. Правитель, несмотря на горе, не пожелал увидеть изгнанного племянника, впрочем, тому это тоже не было нужно.
Минуло две недели. Жизнь Диона вновь потекла в земном русле, среди деревьев, травы и дождя… Юноша снова поселился у Флюгенштайна, но сразу дал понять, что попытается как можно скорее найти собственный дом. Его благодетель смеялся, но не возражал. «Пусть отвлечётся» – думал он. Юноша не лгал, на вторую неделю он принялся обыскивать окрестные территории, в надежде найти не дом, а скорее место для его постройки. Парень искренне верил, что сможет отстроить жилище, полагая, что Варфоломей именно так в своё время и поступил. Он не знал всей правды: дом достался Флюгенштайну от старого человека – лесника, жившего там некогда со своей семьёй.
Поиски Диона продолжались несколько дней. На десятые сутки его скитаний, Варфоломей сказал ему:
«Не проще ли жить не в одиночку, а рядом с кем-то?»
– Ты ли это говоришь? – усмехнулся юноша.
– Помнишь, ты рассказывал мне о женщине в человеческой деревне и её дочери? Может быть, пришло время извиниться и всё рассказать? – продолжал Флюгенштайн. Его голос был мягок, будто мужчина уговаривал непослушного сына. Дион задумался: он давно размышлял над этим. Поступок, продиктованный гневом, теперь казался ему отвратительным.
