пожалуйста, я знаю, что “Приключения Гулливера” написал Джонатан Свифт.
Глава двадцать седьмая. Зелёный друг
Лес… Как много значений в одном таком коротком слове! На ум каждого человека тут же приходят воспоминания о том лесе, которое он знает лично, видел на экране телевизора или читал в книге. И конечно, для каждого человека он свой, родной, особенный… Лери, к примеру, знала по крайней мере два леса, первый это таежный смешанный буреломник, в котором надо ходить с предельной осторожностью и внимательностью, троп в таком лесу нет, только в начале всех опушек начинаются проторенные человеком тропы, и те неровные, испещренные тут и там овражками и обрывчиками, через мелкие и неширокие можно перешагнуть-перепрыгнуть, а через иные, те, что пошире, обычно перекинуты тонкие стволики березок или осинок, и здесь нужно быть или храбрым человеком с хорошим вестибулярным аппаратом, или цирковым акробатом, чтобы перейти по такому мостику. Потом, продравшись сквозь бесчисленные ельники-можжевельники и мхи с лишайниками, сквозь частое переплетение ветвей и тонких стволов поваленных друг на друга деревьев, выбраться-вырваться наконец-то к цели своего путешествия, до болота с клюквой да морошкой или до чернично-брусничной полянки. Это если ты грибник и вышел на тихую охоту. А вот сезонные охотники не один час потратят, прежде чем найдут не только звериный след, но и тропку, этим самым зверем проложенную. Кстати, заметные тропы оставляют копытные обитатели леса — олени, лоси и кабаны. Прочие звери если и оставляют следы, то только на снегу, да медведи и волки специально метку оставят где-нибудь на глинистом берегу и на стволе старого дерева, но это уж если совсем в самые дремучие дебри забраться. Ближе зверя в тайге не найти… разве что нарочно привадить кого-то к охотничьей засидке или избушке-зимовке.
Это русский лес с его рябинками, осинками и елочками в районе дач, а дальше, примерно за сотней-другой километров и за парой железнодорожных переездов, начинается царство Берендея с огромными елями в тридцать-пятьдесять метров высотой и не менее огромными древними бородатыми кедрами. Здесь вечный сумрак и загадочная, нереальная тишина, сказочная можно сказать. И в этой сказочной тишине слышится постоянный шорох, издаваемый ветром, который легонечко касается лохматых мшистых бород и тихо ворошит старые, давно брошенные их владельцами паутины, здесь очень много муравейников и осиных гнезд, а воздух нежно звенит от комариных песен, вечных постояльцев всех лесов.
Европейский же лес, по мнению Лери, был таким же, только чуточку почище, более облагороженнее, что ли, в нём не было того бурелома и ям. Здесь было больше троп и меньше зверя, но спасибо, хоть кедры оказались такими же.
Леса бывают разными, и единственное, что их объединяет, это то, что они всегда полны жизни, которая кишмя кишит на каждом сантиметре лесной площади, самые многочисленные это, конечно, насекомые и птицы.
Леса же Балинора, напротив, поражали своим несообразием. Вот лес, окружающий эльфийские дома, казалось, играл в некую древесную чехарду, рощица — лужок, рощица — ещё одна лесная полянка с ручейком, неприхотливо бегущим посередке. Тропы широкие, залитые солнечным светом или лунным, в зависимости от того, в какое время суток тебе взбредет прогуляться по лесу. Вдоль тропинок — ягодные кустарнички, малина, ежевика, под ними в тени другие ягодники: голубика, черника и брусника. Клюква и морошка растут там, где им и положено, в болотистых низинах, за состоянием которых тщательно следили бобры, запруживая речки и ручейки своими плотинками, время от времени подправляя их по мере протечки.
Да, в лесах Балинора было ненормально много зверей, по выражению Лери, шагаешь, бывало, по тропке с корзинкой в руке по грибы-ягоды, а навстречу тебе идет престраннейшая пара, олень и волк, идут себе и переговариваются о чём-то меж собой, поздороваются с тобой на ходу и дальше трусят, а ты, не привыкший к такому, стоишь вытаращив глаза и потеряв челюсть, смотришь вслед этим двоим, которых в наших лесах никогда-никогда не увидишь, потому что олень — это законный зимний волчий обед. Птицы не прячутся в ветвях, их всегда видно, и ты порой забываешь о том, зачем в лес-то пришел, так и замираешь при виде желтенькой иволги-флейты или рассветно-розовой зарянки, звонко отбивающей бусинки-трели. Любопытные белки и бурундуки довольно обычны и в простом городском парке-сквере, но здесь они тоже отличаются своим поведением, они спешат к тебе не за орешками и семечками, а чтобы просто поздороваться, сообщить тебе лесные новости и, перепрыгивая с ветки на ветку и с одного дерева на другое, весело сопровождают тебя, составляя тебе пушистую и теплую компанию, да ещё и помогут-подскажут, где самые крупные и сочные ягоды и где спрятался хитрый гриб.
Вот и сейчас, на низко расположенную ветку перед Лери на уровне её лица села серебристо-серая белочка и, взволнованно дергая хвостом, сообщила, что в семействе лис пропал лисенок и что его следы потеряли даже самые лучшие ищейки леса — волки. А ты не видела его? Он совсем маленький, ещё черненький, лишь бока чуть порыжели, а одно ушко короче другого, правда она не помнит какое, правое или левое… Значит, не видела? Лери растерянно сказала, что не видела и попросила показать место, в котором в последний раз видели пропавшего лисенка. Белочка, суетливо прыгая туда-сюда, проводила королеву на берег неширокой речки, протекающей поблизости от лесной опушки, совсем рядом с долиной Мирабель. Здесь Лери увидела целую стаю зверей, в центре внимания которой, конечно же, находился большой рыжий лисовин, отец пропавшего лисенка, рядом с ним сидел очень озадаченный волк. В глазах всех зверей загорелись искорки надежды, когда они увидели Лери и тут же окружили её, а она, пользуясь случаем, легонечко гладила волчьи и оленьи носы, а волки наперебой стали жаловаться ей на все голоса, что совсем не могут понять, как пропал лисенок — то ли хищная птица из Дикого леса, что за Оврагом, закогтила его, то ли сам лисенок внезапно научился летать… Потому что следы обрываются совершенно неожиданно на открытом месте у самой воды.
Лери, вникнув в проблему, успокоила зверей и попросила их помолчать, потом посмотрела вниз, в долину, на свой дом, поднесла руки ко рту и длинно, протяжно свистнула. От дома тут же отделились две точки, которые по мере приближения превратились в двух собак, Холмса и Барма. Прибежали и, радостно пыхтя, кинулись знакомиться со зверушками, логично полагая, что Лери их для этого и позвала. Хозяйка терпеливо дождалась, пока утихнут собачьи эмоции, а потом показала им
