темно-зеленые кружки. Теперь, при свете гирлянд, я четко вижу написанные на них слова.
«Ты озаряешь» – цветистыми золотыми буквами на первой.
«Мою жизнь» – на второй.
Небольшой кофе-уголок. Но без сиропов, невольно подмечаю я с улыбкой.
Я подхожу к кружкам, беру одну из них и поворачиваю в руке. Со слов свисают нарисованные гирлянды.
Ну, немного банально, но по моему телу все равно разливается тепло.
Сэм, может, и не лучшая компания вживую, но он действительно единственный в своем роде. За мной еще никто так не ухаживал.
Это… все это… Со мной никогда не происходило ничего настолько романтичного.
Я беру кофейник и наливаю напиток себе в кружку, хотя предпочитаю кофе со сливками и вообще уже пять часов и мне пора идти.
Я ухожу с кружкой в руке, желая унести с собой частичку этого момента и сделать символический шаг вперед.
Я забираю ее с собой.
Во внешний мир.
Кофе немного горький, думаю я, но все равно делаю большой глоток, спускаясь по широкой винтовой лестнице старого особняка, чтобы встретиться с Лайлой в вестибюле.
На входе суетится толпа людей, которые застегивают пальто и повязывают шарфы, собираясь домой. Я кладу пальто на сгиб локтя и вижу, как по лестнице спускается Сэм.
Я издалека ловлю его взгляд и, набравшись храбрости, поднимаю кружку. «За сегодня», – думаю про себя и делаю еще один глоток горького кофе.
У Сэма глаза лезут на лоб. В буквальном смысле.
Его нога застывает над последней ступенькой, он оступается и врезается прямо в спину Уилла.
Я подавляю смешок, не смутившись от того, насколько поведение этого мужчины отличается от настоящего Сэма, которого я знаю. Я намерена дойти до конца во что бы то ни стало. Я поднимаю кружку в предвкушении встречи, которой так давно ждала. Ничто меня не остановит. Ничто не лишит меня решимости испытывать чувство окрыления от того, что мы наконец встретимся. Ничто.
К лучшему это или к худшему – за сегодня.
Глава 18
Только если меня не доконает это дьявольское платье.
А конкретнее, то, как из-под подола при свете софитов выпирают мои ляжки.
На банкете в присутствии нескольких сотен людей.
Я тяну за жесткую «воинскую синюю» ткань, которая поднимается по моим бедрам до невразумительных высот. После получасового спора непреклонная Оливия убедила меня надеть это ужасное платье с коротким рукавом с ее выпускного. Я боролась, но проиграла битву, когда ее сторону заняли мама с папой, которые с дрожащими жемчужными сережками в ушах и раскачивающимся галстуком на шее соответственно маршировали на месте в гостиной, вместе с Оливией набирая дополнительные шаги перед банкетом.
Мама переложила свою сумочку с пайетками цвета шампанского из одной руки в другую, посмотрела на меня и сказала:
– Милая, ты прекрасно выглядишь. И в самом деле, чего ты волнуешься? На сцене все равно никто не будет смотреть на тебя.
Поэтому на мне сейчас не прошлогоднее красное платье в пол с привлекательной золотой деталью на одном плече, которое мне идет. Нет, на мне платье из спандекса в стиле девяностых длиной до колен и на два размера меньше, чем нужно, в котором моя попа напоминает две булочки в духовке. Под софитами моя кожа кажется бледной и болезненной.
Оливия же держит микрофон невероятно подтянутой рукой и похожа на модель из журнала.
Родители стоят слева от меня и с энтузиазмом кивают, вторя каждому ее слову.
Феррис стоит справа, и его лицо… ну… оно зеленого цвета.
Его взгляд прикован к Оливии, но, вместо того чтобы кивать в те моменты, в которые нам было велено, он просто таращится на нее. Таращится. Мрачно. И так пристально, что, вероятно, он ее вообще не слышит.
Ого.
В первый раз на этой сцене меня тоже сковал страх, но Феррис выглядит так, будто он на грани нервного срыва.
– Любой может сказать, что у него есть мечта, – говорит Оливия и широким жестом обводит толпу. – Многие люди составляют списки целей и желаний. Но знаете, что отличает вас от них? – Она довольно пугающе бьет рукой по кафедре при каждом слове: – Вы. Действительно. Что-то. Для. Этого. Делаете. Вот чем вы отличаетесь. Все, кто сегодня потрудился сюда прийти и настроен серьезно, настоящие звезды. А еще только февраль, народ. Год едва начался. Так что сделайте его своим годом. И это касается не только шагов и укрепления здоровья. Привнесите в каждую сферу своей жизни настоящие, ощутимые достижения. Все начинается здесь. Давайте вместе сделаем первый шаг на этом фантастическом пути.
По банкетному залу проносится волна аплодисментов, и мы с мамой и папой тоже хлопаем, чтобы выразить свою поддержку. У нас даже была инструкция. Хлопать нужно с должным энтузиазмом, но не слишком привлекая к себе внимание.
В этот момент я нарушаю протокол, поворачиваю голову и шепчу:
– Феррис.
Он не шевелится.
– Феррис, – снова шепчу я, пока стихают аплодисменты.
Я пихаю его локтем в бок, и он вздрагивает так, будто только что проснулся.
– Ты в порядке? – одними губами произношу я.
Он встретился со мной взглядом и не отводит его. Теперь он сосредоточен на мне.
Я очень широко улыбаюсь ему, как бы говоря: «Видишь? Вот что нужно делать, когда паникуешь на сцене. Смотреть вперед и улыбаться». Затем поворачиваюсь к Оливии.
Но Феррис не следует моему примеру. Он не меняет позы.
Пришло время снова кивать, и я делаю это как можно оживленнее и радостнее.
В разгар очередного раунда кивков и аплодисментов я чувствую, как кто-то тянет меня за локоть. Это Феррис.
– Нам надо поговорить.
Я округляю глаза.
– Сейчас? Мы немного заняты.
– Сейчас, – отвечает он, и даже не шепотом! Он стоит на сцене, пока за нами наблюдает куча людей, держит меня за локоть и разговаривает так, будто мы в кофейне.
Даже Оливия замечает это и посреди фразы, когда она должна триумфально воздеть руку в воздух, переводит на нас изумленный взгляд, говорящий: «Какого черта вы творите?»
Я открываю рот, взвешивая два одинаково плохих варианта: повернуться к Оливии и притвориться, что Феррис не пытается стащить меня со сцены, или поддаться ему и уйти со сцены посреди ее выступления.
Учитывая доступные мне опции, я выбираю ту, которую предпочла бы в любом случае.
– Пойдем, – шепчу я и пингвиньими шажками шаркаю к вельветовому синему занавесу.
Едва скрывшись с глаз публики, я оборачиваюсь. Или, возможно, меня разворачивает Феррис. Я не уверена. Как бы то ни было, я остро осознаю, что он сжимает мои локти.
– Я совершил ужасную ошибку, – заявляет он.
Я вскидываю бровь, хотя на задворках моего сознания уже появляются предупреждающие вспышки.
– Феррис, если ты боишься сцены, то не переживай. Ты можешь просто занять твердую позицию и…
– Дело не в этом. Хотел бы я, чтобы дело было в страхе сцены. – Внезапно он отпускает меня, отстраняется и с отчаянием запускает руку в волосы. Делает шаг в сторону, затем назад.
Его что-то терзает. Вспышки в моей голове становятся сильнее и ярче. Я не видела Ферриса таким с тех пор… ну… с тех пор, как он в последний раз приходил ко мне после нашего расставания в колледже.
О нет.
Нет, нет, нет, нет, нет.
Я скрещиваю руки на груди, и тугая синяя ткань платья натягивается до предела. Он не может так поступить. Ни в коем случае. Это невозможно. Я скучная, посредственная, ни с чем не справляющаяся Саванна, и он уже выбрал Оливию.
Идеальную, блистательную, сногсшибательную и суперуспешную Оливию.
Мою сестру.
Которая собирается выйти за него замуж через две недели.
– Феррис? – взываю я к нему более высоким тоном, чем планировала. С металлическими нотками.
Когда он останавливается и смотрит на меня, мои последние сомнения исчезают.
– Мне так жаль.
У него хриплый голос. Но не чувственно хриплый. Не такой, как в последний раз, когда он приполз к моей двери. Тогда этому манящему голосу невозможно было сопротивляться. Я поняла, что прощу его, в ту же секунду, как открыла дверь и увидела его печальные щенячьи глаза. Он опирался на дверной косяк так, будто это была его дверь.
Но сегодня он выглядит как мужчина на грани панической
