Над нами не только божья правда. Надобно и о людской не забывать. Пожалуй, напишу своему побратиму о том, что случилось. Пусть порадуется справедливому суду.
Ясно, что по закону следовало доложить Посаднику. Но если так судить, то ему следовало доложить сразу же, как ведьма поселилась в городе, однако черноборцы были не дураки лишний раз тревожить Лихо. Но Боров не забыл ни выбитого зуба, ни своевольной девки, отказавшей ему в ласке. И дождался наконец, когда можно ей отплатить.
Как изменился в лице Рьян, не заметил бы только слепец. Да и тому вскоре донесли бы. Он резко развернулся и, быстрым шагом подойдя к Борову, встал перед ним, чуть ближе, чем было бы прилично. Рядом со стройным, жилистым северянином любой черноборец смотрелся неуклюжим пеньком, а упитанный лысоватый купец так и вовсе походил на жирного хряка.
– Нет нужды тревожить Посадника, – процедил Рьян. – Он уже молвил свое слово, и оно нынче при мне.
Рыжий вынул из-за ворота маленький туесок на нитке, который снимал разве что в бане, да и то не всегда. Попытался распутать тесьму, но свежая рана не позволила. Перекусил нить зубами.
– Узнаешь ли печать, Боров?
Купец сначала будто бы не собирался ничего брать у северянина, но разглядел знакомый почерк, и глаза его полезли на лоб. Он выхватил грамотку, провел по строчкам толстым пальцем, ковырнул сургуч…
– И верно, – неверяще признал он, – Посадник.
– И что сказано? – не отставал проклятый.
– Что ведьме, предъявившей грамоту, колдовать дозволено… И что никакого наказания за ее дела вершить не до́лжно.
Всего больше Боров хотел смять грамотку да бросить в огонь. Но как решиться на подобную дерзость? Да еще на людях? Он свернул бумагу, неловко пробормотав, дескать, надобно сверить с письмами побратима, и, пристыженный, убрался восвояси.
Глава 16
Забирай
Возвращаться ли к Раду или сразу в петлю – Рьяну было едино. Если и оставалась в его сердце робкая надежда, что удастся-таки уломать Зорку и выторговать избавление от проклятья, то нынче расплачиваться с ведьмой стало нечем. Сам отдал последнюю ценность, что имел. Сам! Отдал – и подписал себе приговор.
Проскочил бы и мимо усмарева дома, но Рад как-то взял его под руку и мягко подтолкнул в нужную сторону. Однако в избу, туда, где скрылась лесовка, Рьян не вошел бы ни за какие деньги. Коротко мотнул головой и свернул к дровням.
– Ты это… – Рад удержал его. – Дай хоть ожог перевяжу.
Взгляд у проклятого был такой, словно и не стоял перед ним здоровенный кожевник. Поглядел как на пустое место. Приятель пихнул его в плечо.
– Да что ты ровно неживой?! Ну ожегся малость! Тоже мне беда!
– Беда, – бездумно повторил Рьян. – Да, не беда.
– Ржавый! Да ну что ты?
Рад обнял северянина и не отпускал долго, пока уже не стало неловко. Тогда только смущенно кашлянул и лукаво предложил:
– Пошли. Небось, жена твоя нам за спасение чего вкусного сготовит…
Рьяна как ошпарили.
– Она мне не жена! – бросил он и больше уже не говорил ничего.
Так Рад и плюнул: упрямца было ни с места сдвинуть, ни сладкими речами уломать. Рьян опустился на кучу дров, подтянув под себя одну ногу, и уронил голову.
Сколько проклятый так просидел без движения, сжимая в кулаке комок снега, – неведомо. Члены занемели, а озноб пробрался под телогрею. Но он не шевелился, и даже невеселые мысли едва ползали в усталой голове. Все. Некуда идти. Не за что бороться. Нет ни семьи, ни… жены. Даже себя самого у Рьяна нет – только зверь. Так не лучше ли здесь и остаться, укрывшись белым саваном?
Осторожные шаги не потревожили его. Рьян, конечно, узнал легкое прикосновение к мерзлой земле новеньких сапожек. Никто так не ходил, одна только лесовка. Но сил не осталось ни чтобы поприветствовать, ни чтобы прогнать ее.
– Рьян…
Северянин не шелохнулся. Сапожки помялись, утаптывая влажный снег, и приблизились еще немного.
– Эй, спишь, что ли?
Благодарить, небось, пришла. А что ему теперь благодарность? Ведьма еще до суда сказала все, что хотела. Не жена она ему. И навряд станет. Йага негромко выругалась:
– Да чтоб тебя мертвянки заласкали!
И подошла, поставив рядом лукошко, куда складывала лекарские примочки. Коснулась щеки молодца: ну как помер уже? Можно тогда снадобья и не тратить… Но Рьян шлепнул по ладони и так глянул, словно гвоздями прибил.
– Что зыркаешь? Что?! Руку дай, дурень!
– Убир-р-райся.
– Угу, уже бегу. Руку!
Когда и во второй раз больной уперся, колдовка сама взяла его ладонь и долго пыхтела, разжимая сведенные холодом пальцы.
– Ох!
Да уж, ожог что надо. С мясом уголек отрывал.
– Болит?
Спросила тоже! Ясное дело, что болит! Да только не там, где она осторожно накладывала мазь, от которой немела кожа. Болело в груди, да так сильно, как прежде не случалось.
– Ну зачем полез?! Ну всяко я б быстрее вылечилась! У тебя нога еще не зажила, горе луковое!
Она то сочувственно цокала, то бранилась, то почти касалась губами раскрытой ладони, нашептывая тайные слова, то порывалась уйти. Казалось бы, совсем недавно так перед нею стоял сам Рьян. Лечил шрамы, оставленные проклятым свертком, и отчитывал за неосторожность. А потом были Медуницы, сено и пряная ночь. Тяжелый слоистый туман, холодный воздух и раскаленная кожа. Ее кожа жгла куда сильнее, чем уголь на суде. Густые волосы падали на лоб, и лесовка раздраженно убирала их предплечьем. Смуглые пальцы щупали ласково, но твердо. Она и впрямь была тверда в каждом своем решении: остаться в Черноборе, где грозила опас ность, покориться неуправляемым поцелуям, дать глупую надежду влюбленному дураку.
Рьян открыл рот, и голос показался чужим.
– Почему, – выдавил он.
– Что?
– Почему ты не доверилась мне?
– А ты мне разве доверяешь? Ни в чем-то не открылся! Откуда ты родом? Почему Север покинул?
Рьян крепко зажмурился. Не нужно легкомысленной колдовке знать о его горестях.
– Я просил тебя бежать. Я бежал бы с тобой.
В желтых глазах не было и тени сомнения.
– Ты не просил. Ты приказал.
– Я бы сберег тебя, – совсем тихо прошептал он. – Стала бы моей – весь без остатка тебе принадлежал бы!
– Не стала бы. Никогда бы не стала, – сказала ведьма. – Я одному лесу принадлежу.
У Рьяна перед взором потемнело. Заклокотало в горле горе, забурлила в жилах ненависть.
– Ведьма! Небось каждого встречного молодца ласкаешь, как меня? Нужно было не спрашивать, а задрать тебе подол сразу!
Йага выпрямилась. Рьян сидел перед
