целовал,
И, как будто зажигая спички,
Говорю любовные слова…
Короче, действовал, как поисковик. Поискант и поисковед. И надорвался, лег днем спать. Звонок из «Москвички». Зина:
– Можно VIP-персону?
– VIP-персона спит, – отрезала Ще.
11 января – 9-го сел за новую рубрику для «Вечерней Москвы», которую обговорили с Евсеевым и Михайловым, – месячную полосу, и вот первая – «Январь в датах, в событиях и комментариях». А на следующий день звонит зам главного Колпаков и говорит, что Юрий Поляков распорядился, что после общей полосы юбилеев за год не имеет смысла давать уже отдельные юбилеи по неделям, тем более что в газете не хватает места для других материалов. «А полоса ваша была прекрасная!» – заявил Колпаков. Я решение Полякова расценил как удар под дых. В принципе я – пришелец в «ЛГ» и отнимаю хлеб от уже притертых писателей к «ЛГ». Мало что отнимаю место, так еще меня многие хвалят (Бэлза: «Вы – хранитель времени!»). С «ЛГ» пролетел, но вышел январский «Алеф», а там – даты и материал об Эльзе Триоле. Да, Бэлза в телефонном разговоре сказал с сожалением о себе: да, вы пишете книги, а я только все время выступаю. Но он на виду, а я – боец невидимого литературного фронта, лишь изредка появляющийся на публике.
15 января – по ТВ картины последствия морозов в стране. Рвутся батареи, люди без тепла и воды. А в Москве сплошные балы, презентации, приемы. Ну, и все время кого-то убивают. Вот и футболист погиб, Юрий Тишков. Если записывать свою жизнь, то 12-го отправился в Медведково и выступал там в Доме книги. Подписывал свои: «5-й пункт», «Ангел над бездной». «В садах любви»… В Медведково столкнулся опять с Дарьей (Груней) Донцовой. И опять различие: она приехала туда на джипе с охранником, а я тащился на метро и без сопровождающего (Щекастика пожалел)…
19 января – на смену морозам грянула оттепель, сегодня +2. Тают сугробы и превращаются в грязные льдистые глыбы. Под ногами грязь и вода. А в квартире шпарят батареи. Как выживем? Непонятно.
Был разговор пригласить меня в «Школу злословия» к Татьяне Толстой и Дуне Смирновой, но что-то там на ТВ не получилось, а, возможно, кто-то был против моей персоны. А 16-го поехал выступать в Цветаевский дом-музей. Погода была жуткая, и добрались лишь 14 отважных слушателей. Был даже один читатель из Хабаровска, который собирает мои книги, и я ему подписал очередную. Поймал кураж, и все пришедшие громко благодарили. И в тот же день в «Вечорке» вышел «Январь в российской истории». Ну, а я с головой ушел в новую книгу, и весь зацелован цитатами из стихотворных сборников.
Ну, а вечером подарочек: по «Культуре» повтор Марлен Дитрих. Марлен и Ю. Б. во всей красе, по крайней мере, так хочется верить. Продюсер Александрова безуспешно бьется за продолжение сериала о кинозвездах. У меня уже многое готово…
24 января – главная новость: «Жираф» выдал мне первый кусок набора Серебряного века – 96 страниц. И в этот же день, как сообщила «Вечорка», «Жирафиху показали зрителям». Но в конечном итоге издательство «Жираф» так и не издало Серебряный век…
Все остальное на неделе по мелочи: я занимаюсь женским делом – поцелуями (новая увлекательная книга), а Ще – сугубо мужским делом, развертывая биографию великого воина Шамиля. Так вот и живем… В понедельник 20-го ходил в ЦДЛ на презентацию книги Валерия Алексеева «Мир русского календаря». Красивая книга. Автор потратил на нее 30 лет жизни, как он сказал, да еще заплатил полновесными долларами. Свой календарь я не только русской, но и мировой истории сделал значительно быстрее. Алексеев рассказывал о своем детище и говорил нормально, а все выступающие несли откровенную чушь и не по делу. Я не выдержал и взял слово: «Я не буду рассказывать про атомные секреты и о том, как покупал рояль для своей племянницы – весьма ценный рассказ предыдущего оратора.
Я буду исключительно близок к теме – к миру русского календаря…» Зал затих и у многих отвисла челюсть…
22-го звонил Жуховицкий: «Срочно вступай в Союз писателей» Я: зачем? Леня: «Что тебе, лишняя корочка помешает?» Логично. Позвонил Евгению Рейну за рекомендацией. Он: «Ради бога. Я большой мастер рекомендаций». Пришел к Рейну, Женя попросил: «Посиди у меня немного, я тебя очень люблю». И написал рекомендацию, подивившись, что я издал 14 книг, спросив: «Ну, ты не бедный человек?» А далее пообещал мне устроить осенью поездки с лекциями по Голландии или Италии, в Павию, там университет и кафедра русской славистики. Я не отказался, хотя в душе понимал, что все это туфта, всего лишь слова.
25 января – сбор ветеранов-журналистов в редакции «МК», о чем поведала газета на следующий день в заметке «о встрече “старейшин”» (вот уже и старейшина – благодарю, не ожидал!..). На встрече было 25 ветеранов, кто-то не смог прийти, а один вообще умер, что поделаешь: ветераны и у всех раны, физические и моральные, позволю себе горько пошутить. Я был там белой вороной: относительно молодой, элегантно одетый и почти динамичный. В библиотеке на полочке на видном месте стоит мой «Огненный век» – приятно. Все коротко что-то сказали, и праздничный обед.
29 января – да, забыл написать об одном выкрике какого-то ветерана на разговор о том, что молодежь не хочет в армию, он возмутился: «А кто будет родину защищать?!» Конечно, главное, защищать, воевать и любить высшую власть, все остальное – детали, мелочь…
Вот этой мелочью я и занимаюсь. 25 января отпечатал первые четыре страницы беловика «Тысяча и один поцелуй». Лед тронулся! Губы раскрылись!.. Печатал в гриппозном состоянии, «горел» и глушил себя работой, напечатал 11 страниц. А вечером звонок от редактора «Радуги»: «Мне дали читать ваших “Принцесс”, так интересно, что слюнки текут…»
2 февраля – в последний день января, 31-го, в 11.30 я получил в руки увесистый том справочника-энциклопедии «Журналисты XX века: люди и судьбы», 824 страницы тираж 5 тысяч экземпляров. В томе 111 персон. Первый раздел: публицистическая классика: Аверченко, Бунин, Гиляровский, Горький, Дорошевич, Короленко.
Второй раздел: публицисты русского зарубежья, от Вишняка до Шульгина, включая Осоргина и Тэффи.
Публицистика 30-х годов (Кольцов, Рейснер и др.).
В годы Отечественной войны – Эренбург, К. Симонов, Сергей Смирнов и др. Журналисты послевоенных лет: Ефим Дорош, Овечкин, Татьяна Тэсс и др.
Из оттепели к перестройке – больше всех, 46 персон, от Аграновского до Галины Шерговой. Аджубей, Бовин, Карякин, Коротич, Лиходеев, Стуруа и др.
