врагов с нашей плоти.
Он поднял руку, большим пальцем провел по моей челюсти, осматривая меня. Он сердито зарычал, так как я, очевидно, не прошла аттестацию, и я не очень удивилась. Должно быть, я выглядела испуганной, но когда его темный взгляд окинул меня, я улыбнулась. Не имело значения, как мне было больно, я стояла здесь только из-за него.
Его глаза остановились на моих губах, и он нахмурил брови.
— Я не уверен, что когда-либо в жизни боялся так сильно, как сегодня за тебя, — признался он, и от его слов у меня покалывала кожа. Откуда взялся этот спаситель? Почему он так смотрел на меня? Как будто я была больше, чем ничто, словно я была всем.
Он отвернулся от меня, начав набирать воду в большой квадратной ванне, а я подошла к зеркалу и осторожно стянула с себя одежду. Я не хотела оставаться в вещах, которые были наполовину содраны с моего тела. Я хотела сбросить их, как вторую кожу, и выпустить ужасы этой ночи через действие. Стоя обнаженной перед зеркалом в ванной, я оценила свои повреждения. Я редко смотрела на себя здесь. Это было не то, к чему я привыкла, и я никогда не понимала пользы от этого. Но сейчас я могла увидеть это. Кровь, усеявшая мою плоть, как веснушки, оживила мое лицо. Я могла видеть части своего тела, которые пополнели за то время, что я провела с Николи, и то, что меня хорошо кормили. Я была… красивой. Даже с синяками и шрамами. И особенно с кровью моих демонов, покрывшей меня краской воина. В моих глазах не было страха, как я часто чувствовала, только жизнь и надежда, и, возможно, что-то более глубокое, что я не смогла бы выразить словами, даже если бы у меня был доступ к голосу.
— Я бы сказал, что ты лишаешь меня дыхания, Уинтер, но это не совсем верно. Ты отнимаешь у меня все легкие, а вместе с ними и сердце.
Я повернулась к Николи с подрагивающим от волнения животом, его глаза смотрели на меня, и в его взгляде была такая свирепость, которая наполнила меня силой и заставила улыбку расшириться. Он не попросил меня прикрыться, как часто делал. Возможно, он знал, как важно сейчас для меня быть свободной от одежды, от цепей, от всего.
— Иди сюда, залезай, — он протянул мне руку, когда от ванны пошел пар, и я придвинулась к нему, вложив свою ладонь в его.
Я поморщилась, когда залезла в нагретую воду, но боль была странным образом похожа на бальзам. Сегодняшняя ночь наложила на меня свое клеймо во всех возможных смыслах, и я хотела найти еще больше способов сохранить его.
Николи выпустил мою руку, но я снова поймала ее, требуя, чтобы он следовал за мной.
Он посмотрел на меня, нахмурившись, и я указала на рану на его бедре, затем на воду. Он понял, что я имею в виду, хотя по его лицу этого не было видно.
— Куколка… — пробормотал он предостерегающе. — Я должен уйти.
Я покачала головой в знак отказа, снова взяла его за руку и скользнула глубже под воду, так что моя грудь была прикрыта, а волосы рассыпались вокруг меня в море красного цвета.
Он наблюдал за мной, как ястреб в небе, но я не была невинным созданием, которое ждет, чтобы его схватили когти, я была хищником в своем собственном смысле. Жаждущая крови, как и он, и готовая при любой возможности последовать за ним на охоту. А он, в свою очередь, следовал за мной. Судя по выражению его лица, он знал это так же хорошо, как и я.
Он отпустил мою руку и стянул с себя рубашку, обнажив рельефные мышцы своего тела и шрамы, оставшиеся на нем от его прошлого. От вида его обнаженной плоти мой желудок сжался, а язык обмяк. Он потянулся к своему ремню, медленно расстегивая его, словно сомневаясь, но его глаза оставались на моих, ожидая, что я скажу ему остановиться. Но я этого не сделала.
— Ты так и будешь сидеть и смотреть на меня, дикарка? — спросил он с ухмылкой, пляшущей вокруг его рта.
Я легко кивнула, и он разразился раскатистым смехом, от которого по моему телу пробежала дрожь.
— Как хочешь, — пробормотал он, расстегивая джинсы и спуская их вниз. Затем он снял боксеры, не пытаясь отгородиться от меня.
Я закусила губу, глядя на его твердую длину, доказывающую его желание. Мое сердцебиение участилось, когда он залез в ванну и опустился в нее напротив меня. Вода окрасилась в красный цвет от крови, смытой с нашей плоти, и мы купались в ней вместе, как два солдата, вернувшиеся после битвы.
Я двинулась к нему инстинктивно, осознавая, что рана на губе снова разошлась после того, как я ее прикусила, и привкус железа наполнил мой рот, когда я провела языком по порезу.
Грудь Николи вздымалась, когда я придвинулась к нему, и я взяла губку с бортика ванны, намочив ее в воде. Я поднесла ее к его лицу, смывая кровь, затем перешла к плечам, а потом скользнула по груди. Он поймал мою руку, его глаза потемнели, когда он выхватил губку из моих пальцев и дернул подбородком в знак того, чтобы я села обратно.
Мое сердце заколотилось, и разочарование переполнило меня, когда я снова села на дальний край ванны, закусив губу, чтобы остановить кровотечение. У меня перехватило дыхание, когда Николи последовал за мной по воде и взял мой подбородок в свои руки, его прикосновение было таким нежным, что казалось перьями на моей плоти.
— Сегодня ты ни за кем не ухаживаешь, — настаивал он, его пальцы скользнули к моему уху, где он заправил прядь волос за него. — Я буду ухаживать за тобой, ты меня поняла? — его глубокий и властный голос зажег мои вены, и я легко кивнула, желая этого. Обо мне никогда не заботились так, как заботился Николи, и сегодня я хотела стать его подопечной, а он хотел стать моим защитником. Даже если это не будет продолжаться вечно.
Он поднес губку к моему лицу, смывая кровь невероятно нежными движениями, очищая меня дюйм за дюймом, его глаза были прикованы к моей коже. Я чувствовала его взгляд на себе, как будто это был эликсир, распространяющийся по моей плоти, везде, где он воздействовал, она словно таяла, как масло, успокаивая боль.
Он убрал мои волосы, затем перешел к плечам, а я все это
