Книга Паноптикум - Роман Светачев

тем же самым человеком, кем же ты тогда станешь? Этот вопрос показался Горемыке чрезвычайно важным, возможно, это был самый важный вопрос, которым когда-либо задавался человеческий разум: что будет с человеком, вывернутым наизнанку? Во что он превратится? Хотя превращения тут никакого и нет, он просто станет тем, чем он и был, точнее, на первый план выйдет его основа, на которой строилась его личность. Даже не так, на первый план выйдет то, что позволяло этой основе существовать, то есть само бытие раскроется как бутон цветка и формы перейдут на другой уровень, откроется некое первоначальное измерение, которое и дает возможность существовать привычному нам пространству и времени. Откроется не суть, а возможность сути, лента Мебиуса, в которой бытие перетекает в небытие, пустота — в полноту красок и форм. Вот оно. Он почти ухватил этот образ. Жизнь — это замкнутая сама на себя река бесконечного потока форм, которая постоянно меняется и преображается. Отлично! Отличная мысль, но стоп, он, кажется, что-то упустил. Да, точно! Что дает возможность этой реке существовать, в чем она находится? В изнанке мира стоит искать ответ на этот вопрос. Ему нужно проникнуть в изнанку, так вот что такое Полигон! Полигон есть дыра в заборе, перебравшись через которую, ты попадаешь в лес, который хранит в себе секреты. Только забор не просто забор, забор — это нечто вроде горизонта, перелезь через него, и ты окажешься за… за всем сущим.

Вот он и разобрался что к чему! Вот и нашел дорогу, что ведет его к пониманию. Вот он и понял, понял, понял, осознал! Он поймал человека в соломенной шляпе или же нет? Или он поймал лишь соломенную шляпу, а человек скрылся, оставив своего преследователя в дураках! Наверное, так оно и было. Вот она, подлость мира, постоянный обман.

— Мир — это старый обманщик! — крикнул Горемыка, падая на землю без чувств.

Когда Горемыка пришел в себя, воздух был таким свежим и чистым, что он чуть было не задохнулся. Рядом с ним сидел Жук. Все было в какой-то загадочно-синей гамме, словно на реальность натянули цветовой фильтр. Под головой у Горемыки лежал рюкзак Жука, а на его губах и под носом запеклась кровь.

— Что со мной произошло? — спросил Горемыка у Жука.

Жук поднес флягу с водой к губам своего спутника, подождал, пока тот сделает несколько глотков, а затем ответил:

— Ты потерял сознание. Это моя вина, я должен был тебя предупредить, хотя я и так тебе говорил, что в Полигоне необходимо стараться сохранять ясность и чистоту мыслей…

— Не понимаю.

— Ты слишком много думал, я это заметил по твоему лицу, когда мы еще собирались в дорогу с утра. Ты был какой-то загруженный. Видишь ли, Полигон действует как увеличительное стекло на разум человека, поэтому когда ты начинаешь здесь активно размышлять о чем-то, то мысли твои, как бы сказать, погружаются на очень большую глубину, мозговые процессы ускоряются… в общем, старайся избегать этого, так как это ведет к перегрузке твоего центрального компьютера, — Жук указал пальцем себе на лоб. — Мозги закипают, если выражаться попроще, поэтому не загружай свою голову лишними мыслями в этом месте, так как с помощью увеличительной лупы можно не только рассмотреть что-либо детальней, но и устроить пожар.

— Что же все-таки представляет из себя это место? — спросил Горемыка, с трудом поднимаясь с земли. Голова его была одновременно и тяжелой и легкой, словно ее одинаково сильно тянуло как к земле, так и к небу.

— Это путь на вершину горы, очень высокой горы, друг мой, такой высокой, что пик ее скрыт за облаками.

— И что же там, на самой вершине?

— Я же тебе уже говорил, что все зависит только от тебя.

— А что ты нашел там? Что тебе дал Полигон?

Жук улыбнулся. Лицо его стало немного отстраненным, а глаза, казалось, смотрели на Горемыку из невероятной дали, словно его и Жука разделяли сотни световых лет.

— Это не имеет значения, приятель.

— Иду туда, не знаю куда… — пробормотал Горемыка. Настроение его резко начало портиться, потому что ему вдруг пришло в голову, что он допустил самую большую ошибку в своей жизни, когда решил отправиться в это место. Полигон не просто так же является закрытой зоной, которую охраняют военные кордоны, и не просто так он окутан гигантским туманом из слухов и домыслов. Какой бы пустой Горемыке ни казалась его собственная жизнь, расставаться он с ней не хотел. Еще несколько дней назад он считал, что мог бы убить себя, и не боялся этого. Поэтому он и рискнул, нарушил закон, отдал кучу денег проводнику, чтобы попасть в это место, так как его не пугала даже тюрьма, но сейчас… Сейчас он понял, что, возможно, в глубине души он все-таки хотел жить. Нормально жить, а не идти с этим чокнутым в самый центр, в самое сердце этой загадочной и пугающей зоны, которая, по слухам, десять лет назад стала местом высадки инопланетного корабля. Что он может там увидеть? Или кого?

Они снова шли. Горемыка старался следовать совету Жука и поменьше думать, правда, у него это выходило с трудом, так как мысли кружили над его головой подобно рою жужжащих пчел и он просто не мог полностью абстрагироваться от них, однако старался все же притормаживать мыслительный процесс, так как ему не хотелось снова упасть в обморок.

Горемыка и Жук шли через странное место. Земля тут бугрилась и была похожа на застывшую пену. Горемыка было предложил обойти эту аномальную область, но Жук сказал, что это самый безопасный путь. Деревья здесь росли редко, а местами лежали поваленные стволы. И эти стволы мертвых деревьев были черные, точно обугленные. Горемыка спросил, что здесь произошло, а Жук сказал: «Не знаю». Ну конечно. Не знает он. Происходящее нравилось Горемыке все меньше. Ничем хорошим этот поход не закончится — он понял это так ясно, словно эту мысль ему вложили в голову, как кладут газету в почтовый ящик. И тут Горемыка остановился.

— Я хочу вернуться, — сказал он в спину Жуку. Жук тоже остановился, обернулся.

— Я же тебе говорил, мы сможем вернуться только через три дня после того, как зашли сюда, потому что сейчас на посту такая смена, мимо которой нам не пройти, уж поверь мне.

— Мы можем провести несколько дней у поля, там, в заброшенном совхозе.

— Я так не думаю.

— Почему?

— Полигон не позволит нам этого сделать.

— Да что ты? — Горемыка начал злиться. Он был