больше нет в живых. Никогда он не забудет той доброты, которую она выказала ему, когда робким зеленым юнцом он впервые приехал на остров. Он боготворил се. Ей было тогда сорок пять лет, но ни тяжелая работа, ни роды никак не отразились на ее великолепной стати. Она была высокая, с пышной грудью, роскошными золотистыми волосами и горделивой осанкой. Казалось, ей суждено дожить до ста лет. Она заняла место его матери, женщины с сильным характером и мужественным сердцем, которую он оставил на ферме в Дании, а Кэтрин любила в нем своих сыновей, рожденных ею много лет назад и отнятых смертью. Но Эрик чувствовал, что отношения между ними были глубже, чем могли бы быть между матерью и сыном. Никогда бы мать с сыном не могли так откровенно разговаривать, как они с Кэтрин. Возможно, общество друг друга не доставляло бы им тогда такого безмятежного удовлетворения. Он любил ее, восхищался ею и был счастлив уверенностью, что Кэтрин ему платит тем же. Даже тогда у него было слабое подозрение, что любовь, которой он когда–нибудь полюбит девушку, не будет такой умиротворенной, как его чистая привязанность к Кэтрин Фрис. Она была не из тех, кто много читает, но обладала огромным запасом лежащих под спудом знаний, собранных, если можно так сказать, бесчисленными поколениями на основе опыта всей ее нации, так что она успешно могла разговаривать с кем угодно на равных и противостоять всей книжной учености. В ее присутствии людям приходили в голову мысли, на которые они не считали себя способными, собственные слова казались интересными им самим. Она была по–житейски мудра, обладала спокойным чувством юмора и сразу подмечала нелепости, но сердце у нее было доброе, и если даже она подсмеивалась над вами, вы любили ее за это еще сильней. Самой замечательной чертой Кэтрин Эрику казалась ее искренность, такая безграничная искренность, что она освещала все ее существо и бросала свой свет в души всех, кто с ней общался.
Сердце Эрика исполнилось теплого чувства благодарности при мысли, что жизнь ее была счастлива по заслугам. Ее брак с Джорджем Фрисом оказался идиллией. Когда Фрис впервые появился на этом далеком прекрасном острове, Кэтрин вдовела уже несколько лет. Первый ее муж, новозеландец, служил шкипером на торговой шхуне и утонул во время Великого урагана, разорившего ее отца. Свон, раненный в грудь и не способный ни к какой тяжелой работе, был разорен, почти все его сбережения пошли насмарку, и они с дочерью вместе перебрались на плантацию мускатного ореха, которую с присущей скандинавам трезвой расчетливостью он придерживал все эти годы на случай, если его постигнет крах. От первого мужа у нее был ребенок, сын, но еще в младенчестве он умер от дифтерии. Кэтрин никогда не встречала таких людей, как Джордж Фрис. Никогда не слышала, чтобы кто–нибудь говорил так. как он. Ему было тридцать шесть лет, растрепанная грива темных волос венчала изможденное романтическое чело. Она полюбила его. Казалось, ее практицизм, ее земные инстинкты стремятся уравновеситься союзом с таинственным бродягой, беспризорным ребенком, который так замечательно говорит о таких возвышенных вещах. Она любила его иначе, чем любила своего грубоватого, прямого мужа–моряка, она испытывала к нему самое ее забавлявшую нежность, желание оградить его и защитить. Она чувствовала, что он неизмеримо выше ее. Ее преисполнял благоговейный страх перед его острым умом, стремившимся в высшие сферы духа. Она до конца своих дней верила в его гениальность и высокую нравственность. И пусть Фрис часто бывает утомительным, подумал Эрик, я всегда буду хорошо к нему относиться, потому что Кэтрин так преданно любила его, а он в течение стольких лет делал ее счастливой.
Кэтрин, и никто другой, первая сказала, что хотела бы видеть Эрика мужем Луизы. Та была тогда еще совсем ребенком.
— О, она никогда не будет так очаровательна, как вы, дорогая, — улыбнулся он.
— Гораздо очаровательнее. Ты этого еще не видишь. Я — да. Она будет похожа на меня и вместе с тем совсем другая, она будет гораздо красивее, чем я была в молодости.
— Я бы женился на ней, если бы она была в точности такая, как вы. Мне не надо другой.
— Подожди, пока она подрастет, тогда ты будешь очень доволен, что она не стара и не толста.
Забавно было вспомнить сейчас этот разговор. Темный дом постепенно светлел, и на миг Эрик испуганно подумал, уж не наступает ли утро, но затем, оглянувшись, увидел, что над верхушками деревьев всплывает кривобокая луна, как пустая бочка, которую несет приливом, и се свет, хотя еще и тусклый, заливает спящее бунгало. Эрик дружески помахал луне рукой.
…Когда эту сильную, бодрую, энергичную женщину непостижимым образом поразила болезнь сердца и жестокие сердечные спазмы, причиняющие мучительную боль, предупредили ее, что в любую минуту смерть может оказаться сильнее ее, Кэтрин снова заговорила с Эриком о своем желании. Луизу, бывшую в то время в школе в Окленде, вызвали домой, но добраться сюда можно было только кружным путем, и на дорогу требовалось не меньше месяца.
— Через несколько дней ей минет семнадцать. У нее есть голова на плечах, но она будет слишком молода, чтобы взвалить на себя все заботы.
— Почему вы думаете, что она захочет выйти за меня? — спросил он.
— Ребенком она обожала тебя. Бегала за тобой следом как собачонка.
— Ну, это просто детское увлечение.
— Ты практически единственный мужчина, которого она знала в своей жизни.
— Но, Кэтрин, не хотите же вы, чтобы я женился на ней без любви.
Она одарила его своей прелестной чуть ироничной улыбкой.
— Нет, конечно, но мне почему–то кажется, что ты полюбишь ее. — С минуту она молчала, затем произнесла фразу. которую он не совсем понял: — Я, пожалуй, даже рада, что меня не будет здесь.
— Ну что вы такое говорите?! Почему?
Она не ответила. Просто погладила его по руке и тихонько рассмеялась.
Эрика охватывала сладкая грусть, когда он думал, как она оказалась права. Он был склонен объяснить ее пророчество тем необъяснимым прозрением, которое свойственно умирающим. Когда он увидел Луизу после возвращения из школы, он был потрясен. Она превратилась в прелестную девушку. Она избавилась от детского обожания, с которым глядела на него, но заодно и от робости и держалась теперь с ним вполне свободно. Конечно, она очень любила его, Эрик не сомневался в этом, она была с ним так мила, так дружественна, так нежна, но у него создалось впечатление, что она… нет, не критикует, но хладнокровно оценивает его. Это не смущало
