Армия Северного Вьетнама позволила нам спокойно приземлиться. Они даже подождали, пока бортмеханики и пулеметчики выйдут для погрузки раненых. Когда они убедились, что мы сели и занялись делом, начался обстрел. Нас спасла только безлунная ночь. Я помню, как сидел в кабине и не мог разглядеть два «Хьюи», которые стояли прямо передо мной. Все навигационные огни были выключены. Единственным источником света была слабая красная подсветка нашей приборной доски – пока чарли не начали стрелять. Ярко-красные трассеры вылетели из-за темной линии деревьев. Они не видели нас, поэтому беспорядочно поливали огнем всю зону высадки. Ворчуны рассредоточились и начали отстреливаться.
Шейкер заорал:
– Желтый отряд, на взлет!
Затем он улетел. Он не знал, что его бортмеханик до сих пор был на земле, помогая тащить очередного раненого ворчуна. Покинутому механику предстояло провести следующие несколько часов на земле.
До взлета мы успели загрузить четверых. Две машины позади нас были еще пусты.
Мы взлетели колонной по одному прямо под трассеры. Армия Северного Вьетнама стреляла на звук, и у них неплохо получалось. С моей позиции ситуация выглядела крайне паршиво. Я управлял машиной, виляя вправо-влево во время взлета, надеясь увернуться от пуль. Пока я был занят этим, весь мир замер вокруг. Наступила тишина. Горящие красные шары свистели мимо меня. Увидев расплывчатый горизонт, я резко накренился влево и вырвался из лап красной смерти, которая бросилась искать другие цели.
Звук снова вернулся, и я услышал сообщения в канале связи. Четыре из пяти вертолетов поймали пули. Мы стали исключением. К нашему удивлению, никто не пострадал.
В зоне высадки осталось восемь раненых и бортмеханик из экипажа Шейкера.
Мы вернулись в Плейку и выгрузили раненых. По пути Шейкер решил, что в зону высадки с ним полетят еще два вертолета. Нам с Райкером предстояло в очередной раз испытать свою судьбу.
Час спустя, когда мы возвращались в зону высадки, ворчуны связались с Шейкером и доложили, что в зоне высадки стало слишком опасно, поэтому командир решил сесть в двух милях оттуда и подождать.
Меня распирало от адреналина так, что я готов был лететь обратно вопреки всему. Я даже подумал, что Шейкер струсил.
Мы сидели, пристегнувшись и заглушив двигатели. Вокруг была кромешная тьма. Эту зону высадки расчистили сегодня днем, она считалась безопасной, но в это никто не верил. Мы были начеку.
Адреналин отступил. Я наблюдал за белыми мушками, скачущими перед глазами, и чувствовал, как улетучивается мой настрой. Мрачные мысли сливались с беспросветным миром. Рано или поздно все это закончится, думал я. Мое сознание спуталось. Если не вьетконговцы, то я сам себя сведу в могилу. Интересно, что думает Шейкер насчет просиживания штанов в этой дыре? Мы с Райкером сидели молча.
Я услышал шум небольшого вертолета-корректировщика (H-13), пролетавшего над местом с окруженными солдатами, – это был разведчик из батальона Кавалерии 1/9. Я представил себе пилота с кольтом сорок пятого калибра на поясе, в ковбойских сапогах, с нафабренными усами и волевым подбородком, который вглядывается в темноту, выискивая признаки Армии Северного Вьетнама. По инструкции он должен был летать низко и медленно, чтобы вьетконговцы могли открыть по нему огонь. Если ему удастся выжить, он сможет дать наводку артиллерии или боевым вертолетам. Менее чем за полгода разведывательная группа потеряет четырнадцать пилотов из двадцати.
Он нарезал круги в полной темноте. Армия Северного Вьетнама не реагировала. Пилот устал от пассивных поисков и либо он, либо его механик начали стрелять по джунглям из ручного пулемета. Трассеры выглядели как красные языки пламени, пикирующие из ниоткуда. Это сработало. После нескольких очередей вьетнамцы открыли ответный огонь. Трассеры начали выскакивать из джунглей в направлении, которое выбиралось наугад. Когда они начали стрелять, пилот прекратил огонь. Они выдали позицию. Через несколько минут где-то рядом застучали минометы. Атака продолжалась минут пять. Вертолет вернулся проверить обстановку. Он снова обстрелял джунгли и пролетел еще ниже, чем в прошлый раз, но никто не выстрелил в ответ. Либо пулеметчика стерло минометной атакой, либо враг поумнел. Нам предстояло угадать правильный вариант.
Шейкер отправил своего пулеметчика пробежаться по темноте и сообщить остальным машинам, что садиться будем по одному: заводитесь и ждите сигнала по связи, когда он взлетит.
Шейкер и вертолет, идущий за ним, успешно справились с задачей, пока мы ждали. Мы шли последними.
Заход на посадку сильно меня беспокоил, поскольку я садился без огней. Яркая посадочная фара или даже мелкие габаритные огни сделали бы нас идеальной мишенью. Вражеский пулеметчик был определенно выведен из строя, но ворчуны сообщили, что за линией деревьев сидят снайперы. Я управлял машиной и принял решение не останавливаться. Связался с ворчуном, который пообещал подсветить фонариком место посадки, выровнялся над площадкой и начал плавно снижаться в темноту. Ворчун координировал меня по связи.
– Так, левее. Отлично. Как надо. Еще, еще. Ниже. Возьмите правее. Так, вы видите фонарик? Видите свет?
– Да.
Приглушенный свет армейского фонаря со специальной насадкой разрезал темноту подо мной и дал хорошую наводку на солдата.
Один луч света в кромешной тьме не сильно помогает. Все вокруг может перевернуться с ног на голову. Без каких-либо других ориентиров фонарик казался лишь неясным пятном в темноте. Я постоянно переводил взгляд, пытаясь не пялиться на свет. Такие моменты часто вызывали дезориентацию. Я так и не смог понять, как у меня это получилось, но машина опустилась прямо перед фонариком; полозья мягко коснулись земли еще до того, как я понял, что она уже рядом. На подлете мы не встретили снайперского огня. В противном случае я узнал бы об этом только в случае попадания или из сообщений ворчунов.
Мы забрали оставшихся раненых, двух носилочных и одного ходячего. Прямо перед взлетом внутрь запрыгнул парень с фонариком.
Во время взлета я осторожничал, поэтому решил облететь старую позицию пулеметчика, сделав резкий поворот, едва поднявшись над деревьями. В «Хьюи» было мало топлива, поэтому он потерял в весе. Я немного пролетел на малой высоте для разгона, а затем потянул ручку управления, подняв нас прямо в ночное небо. Включил габаритные огни, чтобы другие машины могли нас видеть, и с высоты три тысячи футов через полминуты мы заметили трассеры пятидесятого калибра, которые плыли вверх светящимися бейсбольными мячами. И стоило нам снова провалиться в темноту, как огонь прекратился.
Во время получасового полета до Плейку владелец фонарика болтал без умолку.
– Мистер Райкер, – сообщил пулеметчик. – Парень, который запрыгнул к нам на борт, сходит тут с ума. Он тараторит мимо моего микрофона.
Пока Райкер управлял вертолетом, я обернулся назад и увидел парня, сидящего на скамье рядом с открытой дверью. Он широко размахивал руками, но из-за темноты я больше ничего не мог разглядеть. Его очертания дирижировали кошмаром, понятным только ему самому. К трем раненым на борту прибавился один полоумный.
