его жалкая лодчёнка не ровня реке, по которой он плывёт. Максим задал какой-то вопрос. Она ответила, показывая что-то на своём ровнёхоньком письме. Инесса посоветовала, как в образце, придумать историю про своего прадеда, который, например, участвовал в операции «Багратион», отвоевал Варшаву, брал Берлин. И написать, какую ценность для вас имеют его подвиги и боевые награды. Сергей, потеряв концентрацию, попытался сидеть в своём вакууме, пялясь в листок, притворяясь восковой фигурой. В метре от него в красивой позе стоит объект восхищения, разговаривает с ними, и как тут не выдать своё волнение? Так, может, ему и удалось бы отсидеться, если бы не всё тот же Максим Войницкий.
— Сергей, что думаешь, танкист — отбивал Ленинград, оборонял Сталинград, прошёл через всю Европу до Берлина, нормально же для истории прадеда?
Вынужденый контакт разрушил нейтралитет Колязина. Его переклинило от напряжения. В электрике это называется “закоротило”. Ему пришлось поднять свои очи, но они предательски косились только на тело девушки. Он мельком посмотрел выше, на мгновение ему удалось запечатлеть ярко-рыжие волосы Инессы, они появились и скрылись, словно язык пламени древнего огня, разжигаемого зороастрийскими магами, чтобы помолиться и отдать дань уважения Азура-Мазде, творцу света и всего живого. Неужели придётся это испытать? Так проста и незамысловата в убранствах, тем и очаровательна. Он заработал настоящую омматофобию24, благодаря соглядатайству, каждый раз пытаясь ускользнуть от её неповторимых глаз, словно плут, пройдоха или вор, покидающий базар с наваром. Благо, обескураженного в хлам Сергея ещё хватало на то, чтобы не натворить глупостей своим поведением. Он получил несказанное облегчение после той злосчастной доли секунды, когда перевёл взгляд на Максима, на кого сразу должен был посмотреть.
— Нет, оборона в Ленинграде и Сталинградская битва шли параллельно, поэтому танкист в сразу двух масштабных операциях — как-то за уши притянуто, я бы не делал из него затычки для всех дыр на фронте. — оттаробанил Колязин, и, кажется, ничего ужасного не произошло.
— Хорошо, учтём. — прислушался к совету Максим и попросил Инессу продолжить.
Та попыталась объяснить, как закончить текст чистосердечным воодушевлением и благодарностью. Хотя бы Войницкий её внимательно слушал. Колязину же удавалось только исподлобья оценивать тело девушки. Конечно, не обложка мужского журнала, но тоже не плохо. Себя он на этом деле заставал в каком-то ужасе и морально “бил по рукам” за непозволительное похабство в отношении чуть ли не сакральной особы. Наконец-то всё.
— Спасибо огромное, тебе, Инесса.
— Да не за что, мальчики. — и она ушла и села за свой столик.
Сергей уже только хотел прийти в себя, как услышал то, что услышал. Она сказала не ничего, не “Максим”, а именно “мальчики”. Это значит, что он для неё существует, он не какой-то абстрактный призрак, от которого нужно отгородиться! Неужели она к нему подобрела? Зная её типичную реакцию, она бы и подходить не стала к его столику. Всё ещё может возобновиться: Сергей попросит её убрать себя из чёрного списка, а там и гляди, общаться начнут. Юноша признается в своих чувствах. Свидания. А вдруг, взаимность, свадьба и прекрасное замужество до ста сорока лет?
Дурман немного сошёл. Пока Войницкий начинал письмо, Сергей отдал себе отчёт, что это не есть хорошо: находить в одном мимолётном слове, пусть и кинутом прекрасным человеком, по нескольку трёхэтажных смыслов. Он посчитал странным её доброту и отзывчивость.
Двоица написала пару писем и им разрешили уйти домой. Масксим шёл рядом и рассказывал совершенно неинтересные вещи. Наконец-то отвязался и он. Ещё поднимаясь пешком на восьмой этаж, Сергей подумал, что даже если бы ему и удалось быть вместе с девушкой мечты, то со своей одержимостью он превратился бы в самого жалкого каблука или мальчика на побегушках. Такого позорища он бы не пережил. Да и скорее всего это краткое потепление в отношениях было вызвано всего-навсего присутствием хорошиста Максима Войницкого, а на самом деле, ждать изменений не стоит.
Снова в школу, снова в этот разносчик путных знаний. Там Сергей вновь воспылал каким-то непомерным чувством к той, которой было до лампочки, что там у одноклассника с задней парты в душе. Опять расстройства, опять нытьё, опять плохо. Он чётко дал себе установку, что даже и мысли не допустит на установление даже самого маломальского контакта, потому как в ту субботу всё дело и впрямь было в ауре Войницкого.
Потом Колязин призадумался и решил, что слишком драматизирует и уделяет этому внимание, будто других занятий не существует. Чтобы поставить в этом деле жирную точку, он написал в своём дневнике «Как всё начиналось» целых девять тезисов, почему им нельзя быть вместе. Всё логично, всё с толком. Теперь точно конец.
Вот так, некоторые вещи, как было замечено не так давно, в жизни просто случаются. Хочешь того или нет — оно есть. Самое противное, когда эта вещь в тебе. Как бы Колязин не хотел всё закончить по красоте за одно мгновение, всё шло не так. Ему стало печь где-то внутри, жечь что-то очень хрупкое и дорогое. Мысли! Как же он хотел нажать на кнопку и остановить этот нескончаемый поток. Занять себя чем-либо полноценно не мог, руки опускались от любого упоминания о собственной ущербности. Он страдал из-за того, что был отторгнут даже не полноценно, как личность, а как ничтожество. “Валера хотя бы нормальный отказ получил, а я даже и чёткого «нет» не услышал, вот и метаюсь, как мотылёк у лампы фонаря”. — омрачался Сергей. Пил таблетки, может, это и помогало, да только в сон слишком клонило. Он стал чаще курить, в этом он искал какое-то успокоение.
“Столько впустую выкинутого времени! А главное, на что!? Вот и правильно считал, что нечего поддаваться на эту чушь собачью. Посчитал, что это детская глупость и неуверенность в себе. Да я в разы тогда умнее и дальновиднее был. Что со мной стало?” — критиковал свои чувства Сергей, рассматривая свои рисунки. Горло будто было наполнено противной желчью. Он, несмотря на все свои предостережения, вышел на балкон покурить. Думал, успеет, пока сестра чем-то занята на кухне. Надо было унять чем-то боль, а таблетки — вещь не дешёвая.
Не повезло, Елена торпедой ворвалась в комнату. Сразу же обнаружила открытую папку с художествами Сергея. Тот только и успел, что выкинуть окурок из окна и выйти из балкона, но было уже поздно. Его беспечность открыла в Елене сундучок с таким ненужным ему любопытством.
— А что ты делал на балконе?
— Дышал свежим воздухом, — раздражённо отвечал брат, закрывая папку и унося
