class="p">отвечает.5 Скорее всего, замечание Марты относится к тому, что обсуждалось
между ними как раз в тот момент, когда в купе вошёл Франц, а именно – согласие Драйера помочь племяннику (никогда им не виденному), чем Марта
была крайне недовольна. Но фраза эта – и далее по тексту Набоков будет использовать этот приём с нарастающей частотой – имеет подспудный, диагно-стический и пророческий смысл.
Путаница, в самом деле, налицо, но она совсем в другом и заряжена
взрывным потенциалом: в купе второго класса сидят трое, и никто из них этому, второму, классу, в сущности, не принадлежит, если иметь ввиду не короткий маршрут, а жизненный путь. Драйер, по таланту и масштабу личности человек отнюдь не «второсортный», находится здесь, уступая «причуде» поме-шанной на экономии Марты – чуждый сословных предрассудков, он и здесь, в
вагоне второго класса, остаётся самим собой, «первоклассным», ведя себя
естественно, свободно, читая интересную ему книгу, а не дешёвенький журнальчик. Марта же, тщеславно щеголяющая богатством мужа на людях, в действительности самозванка, не дотягивающая и до второго класса – в ней таится
всё та же напуганная на всю жизнь дочь разорённого торговца, которой мерещится, что Драйер готов «наводнять дело бедными родственниками»; для неё
ездить в первом классе и обедать в ресторане – непозволительное транжирство
(позавидовала бутерброду Франца!). О Франце и говорить нечего, он во втором классе «как бы вне себя» (курсив автора), для него это «райский замок».1
Треугольник, если он возникнет в таком «купе», целым его не оставит –
разнесёт, никакого общего «второго» класса не останется, каждый получит
свой, индивидуальный, и он возникнет прямо назавтра. А накануне вечером
его предвещают дождь и разбитые очки Франца.
На подъезде к столице, «в сумерках, по окну стал тихонько потрескивать
дождь, катились по стеклу струйки, останавливались неуверенно и снова
быстро сбегали вниз».2 Это, на языке дождя, начало темы Марты с появлением
в её жизни Франца – дождь станет в этом романе постоянным, виртуозно нюансированным сопровождением, своего рода чутким термометром судьбоносных перипетий героини в её попытках навязать будущему свои планы.
Дирижирует этим дождевым оркестром неподражаемый маэстро: Набоков, родившийся и выросший в северной, обильной дождями России, и с дет-5 Там же. С. 17.
1 Набоков В. КДВ. С. 18.
2 Там же. с.22.
97
ства, заодно с бабочками, каждым летним утром, на даче, в фамильном имении, озабоченный вопросом – светит ли солнышко, состоится ли вылет и поход на ловитву, или день будет скучным – дождь. Кажется, вряд ли кто-нибудь
и в мировой литературе (вопрос специалистам) так мог бы описать дождь, каждый раз с тончайшими деталями, каждый раз неповторимо и в тайном и
точном соответствии с очередным знаком судьбы.
«Осень, дождь, – сказала Марта, резко захлопнув сумку».3 Завтра захлоп-нется ловушка, в которую она попадёт, прельстившись, что ей наконец-то попался «тёплый, податливый воск, из которого можно сделать всё, что захочет-ся».1 «Совсем маленький, – тихо поправил Драйер», пытаясь, как всегда, сгла-дить гораздую на пессимистические пророчества жену – и ему тоже не дано
знать, каковы перспективы этого, маленького поначалу, дождя. Он, Драйер, беспокоится, как бы завтра, в воскресенье, дождь не помешал ему утром поехать поиграть в теннис, не зная, не предвидя – никому не дано, – что в его
отсутствие Марта и Франц впервые встретятся наедине, и какие это повлечёт
последствия. И Франц, выйдя из поезда, «на мгновение пожалел, что расстаётся навсегда с той прелестной большеглазой дамой».2 Впоследствии ему придётся пожалеть, что он вообще её встретил.
Набоков буквально терроризирует, бомбардирует читателя доказательствами близорукости людей, пленников своего «я» и сиюминутного настоящего, слепо пренебрегающих даже очевидными предупреждениями судьбы и
упрямо поступающих соответственно своему характеру и привычкам. Ну зачем, спрашивается, Францу, вечером в субботу (в отеле с символическим
названием «Видео») случайно наступившему на очки, утром в воскресенье от-правляться к Драйеру? Тем более, что для него это «важное, страшноватое по-сещение», и «его охватило паническое чувство: без очков он всё равно что
слепой». Казалось бы, элементарный здравый смысл подсказывает, что визит
нужно отложить до понедельника, когда можно будет починить старые или
приобрести новые очки. Но Франц – хоть и нелюбимый, но послушный сын
своей матери, своей воли у него нет, а мать настаивала непременно посетить
дядю, делового человека, на следующее утро по приезде, в воскресенье, когда
он заведомо будет дома.3
В результате Францу потом пришлось вспоминать эту первую встречу с
Мартой как сон, как «смутный и неповторимый мир, существовавший один
короткий воскресный день, мир, где всё было нежно и невесомо, лучисто и
неустойчиво». Роковым образом, «в бесплотном сиянии его близорукости», он
3 Там же.
1 Набоков В. КДВ. С. 31.
2 Там же. С. 23.
3 Там же. с. 28-29.
98
забыл, что вчера, в поезде – его память, привыкшая
