избы, над Заречьем вырос целый лес из дымных столбов.
В кухне, над обеденным столом, горела лампа. Было тихо. Отец после длительной поездки крепко спал, мать укладывала малышей. Костя прошел на цыпочках к книжной полке, взял стопу журналов «Жизнь» и сел под лампой. Не успел он открыть первый журнал, как в закрытый ставень постучали. Костя вздрогнул.
– Кто? – спросил он, придвигаясь к окну.
– Костя, выходи скорей!
Костя выскочил во двор, одеваясь на ходу. У ворот стоял Пронька.
– Бегом к Кузе! – сказал он. – Там узнаешь зачем. И Верке передай, а я за Индейцем слетаю да за Васюркой.
В избе у Зыковых стоял полумрак. Маленькая лампа светила тускло. Дядя Филя часто вывертывал фитиль, язычок пламени увеличивался, стекло покрывалось копотью, но проходила минута, и огонек снова уменьшался, фитиль потрескивал, должно быть, керосин был с водой.
– Все? – дядя Филя поднял над собой лампу, оглядел собравшихся.
– Все, да не все! – сказал Костя. – С нами Шурки давно нет, вот что плохо!
Дядя Филя вывернул фитиль побольше, ребята увидели его чисто выбритое лицо, с короткими торчащими усиками.
– По-моему, он здесь!
Ситцевая занавеска, натянутая между печкой и стеной, зашевелилась, из-за нее показался белокурый паренек. Все с шумом сорвались со своих мест, наперебой жали ему рука.
– Леди и джентльмены! – сказал Шурка. – Лидия Ивановна всем вам шлет привет и желает хорошо учиться!
Эдисон был в военной, как у дяди Фили, гимнастерке, в галифе цвета хаки (ребята еще раньше знали, что изобретатель выменял их у чехов на молоко) и в бурятских унтах с загнутыми носками. Широкий солдатский ремень охватил его ладную крепкую фигуру. Ремень скрипел и пах новой кожей.
– А винтовку тебе выдали? – не выдержал Индеец.
– У меня на вооружении карабин. – важно и вместе небрежно ответил Шурка. – Помнишь, когда нашего Ваню провожали, я такой же нес?
– Дай подержать! – попросил Ленька.
– Чудак рыбак! – солидно, как взрослый, ответил Шурка. – Я же в разведке, на показ, что ли, возьму с собой.
– Хватит, хватит! – успокаивал дядя Филя ребят. – Лясы точить нам некогда, хлопчики! Давайте Шурке помогать!..
А как помогать – солдат объяснил. Костя сейчас же пойдет на Гору. Если около станции или на путях его остановит патруль, то он скажет, что идет в контору узнать, когда и с каким поездом отправляться отцу в очередной рейс. Проходя мимо японского продовольственного склада, нужно приметить, сколько на ночь выставлено часовых. Вера должна отправиться в Теребиловку и постучать в крайнее окно дома, в котором была когда-то лавка купца Хайбуллина. Дом стоит на отшибе у самого берега. На стук выйдет мужчина Он закричит: «Чего стучишь в чужие окна?» Ему следует негромко ответить: «Тетя прислала сказать: гости будут в четыре часа, надо зажечь большую лампу».
– Кузьма Иванович пойдет...
– Один? – Кузя заерзал на скамейке.
– С Прошкой!
Им задача – побывать тоже на Горе, но у дома мясника Жердева. В будочке у ворот будет сидеть дядька в черном тулупе. Нужно постучаться к нему в дверь и спросить: «Дядя, можно погреться?» Ответ его надо хорошо запомнить. Он может сказать: «Самому тесно!» Или: «И без вас нас двое».
Последним задание получил Васюрка: пробежать по реке до Большого острова и сказать дежурному на переезде: «Сегодня ворота не закрываются до утра».
– Вернуться сюда же! – строго наказал дядя Филя. – Когда мне все расскажете – тогда по домам.
Ребята слушали, затаив дыхание. Сердца стучали взволнованно и часто. Наконец-то, наконец они принимают участие в каком-то большом деле!
Глава двадцать седьмая
ОТЕЦ ФИЛАРЕТ ПРИЖИМАЕТ ХВОСТ
Ночью сквозь сон Костя слышал тревожные надрывные гудки паровозов. Отец выходил на улицу. Вернувшись, он сказал матери:
– Здорово горит! Недалеко от станции полыхает... Спи, старуха
«Гости приехали, кто-то зажег большую лампу. Вера выполнила задание». – Эта радостная мысль смутно ворохнулась в Костиной голове, но глаза он так и не смог открыть.
С утра в поселке только и говорили о пожаре. Сгорел японский склад. На дне обрыва нашли двух заколотых часовых. Пока японцы и казаки тушили пожар, партизаны открыли амбары купца Жердева и погрузили на одиннадцать подвод мясо, заготовленное для военного ведомства атамана Семенова. Машинист Храпчук хорошо видел, как обоз с мясом лихо промчался по переезду к Большому острову, а оттуда в лес. Храпчук заранее прицепил «компашку» к длинному составу пустых платформ и подкатил поближе к переезду на тот случай, если казаки с Горы вздумают догонять партизан. Старик мигом бы перегородил переезд, попробуй объехать: слева дровяной склад, справа круча. Но все занялись пожаром... Рассказывают, что в будке около дома мясника нашли связанного сторожа, во рту у него торчала рукавица. Второй караульный укатил с партизанским обозом и увез хозяйский тулуп. Дверь в доме Жердева оказалась подпертой с улицы ломом.
Зареченские ребята, идя в школу, на месте склада увидели одни головешки. Пожарище было оцеплено японцами. Всем, кто подходил близко, солдаты угрожали винтовкой и кричали:
– Руски борьшевику!
Перед звонком к Косте в коридоре подошел высокий старшеклассник в очках.
– Как себя чувствует дворянин Драверт?
– Не знаю. А что?
– Наши, горные, вчера устроили ему мялку!
– Ну? – удивился Костя, не скрывая радости. – Достукался!
Очкастый оглянулся.
– Будет нас помнить, а то все время тарахтит: «Мой папа переходит на бронепоезд, я теперь прижму вас, красноперых»... Вон его отец идет! Сейчас начнется буза!
Зазвенел звонок... Женька Драверт уже сидел за партой. Одна щека у него была перевязана, нос и губы распухли.
– Когда уезжаете, Женя? – спросил Костя притворно ласково.
– А тебе какое дело? – огрызнулся Женька.
– Проводить хотел!
– Отцепись, ичиган!
Женькин отец нажаловался директору, обвинил учеников в избиении сына, а учителей – в попустительстве хулиганам. Ушел он злой. Директор обещал принять меры, и теперь, обдумывая их, пощипывал маленькую, подстриженную в виде лопаточки, светлую бородку.
В кабинет вошел вызванный с уроков отец Филарет.
– Займитесь, батюшка, делом Евгения Драверта. Прощупайте почву на уроках у старших, не нападете ли на след злоумышленников. Папаша Драверта взбешен, вдруг начальству жалобу подаст?
Отец Филарет подошел к окну, вставил в мундштук японскую сигарету, закурил и по своей привычке начал пускать дым на цветы.
– Вы бы, Александр Федорович, обратились к жандармам, это их
