строчкам. Песнь не одурманивала, она дарила. Дарила мне слово. И… наверное, любовь. Извини, я просто книжный сухарь. – Валерия внимательно слушала.
– Да что ты! Это очень интересно. Ты… Ты гораздо лучше меня. Для меня любовь – обладание. Для тебя – нечто большее.
* * *
– Пожалуйста, прошу Вас не волнуйтесь. Я и мой пациент, то есть, не совсем пациент, у него очень сильные способности к гипнозу, работаем с Вашим внуком.
– К гипнозу? Что вы натворили! Мой бедный мальчик. Я думала, это больше никогда не повторится! Там, что орали на него? Они кричали? – София кивнула. – Я так и знала! Не смогла уберечь…
– Вы не виноваты. Альберт – взрослый мужчина.
– Но Вы же доктор! Это он физиологически взрослый мужчина. У него душа ребенка. Вы должны понять.
– Душа ребенка! Точно. А я гадаю, почему он выбрал мальчишку?
– О чем Вы, доктор?
– Пойдемте, только обещайте, что будете вести себя тихо. Я и без того, нарушаю распорядок.
* * *
– Бог мой, Данко! Мальчик, это ты?
– Мне очень приятно, когда такая славная леди называет меня мальчиком. – Алекс улыбнулся. – Вы кажетесь мне ужасно знакомой. Точно! Вы же спасли меня, когда… Когда я потерял память. Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.
– Ах, Альберт, мой бедный внук.
– Точно. Славный парень, любитель играть в слова. – София заинтересованно посмотрела на Алекса, но тот не замечал несостыковок в памяти. Его интересовало другое.
– Как Вы это сделали много лет назад? Мне нужно знать, что его вытащило?
– Я сказала, что отец вернулся и зовет его, что он очень нужен. Я соврала, но Альберт очень хотел, чтобы отец пришел за ним.
– Не вините себя. Я занимаюсь тем же самым, хотя мы с вами не учли один очень значимый фактор.
– Какой?
– Да вот же он! Лиз! Он ведь нужен тебе? – Лиз вытерла заплаканные глаза и упрямо посмотрела на Алекса.
– Что мне делать?
– Говори с ним?
– О чем?
– О чем угодно, о том, что важно.
– Алекс, я не знаю.
– Знаешь! Давай.
* * *
Из всех способов выражения нет, не банального самовыражения, которым все грезили в юности, мне так, давно уже плевать на всякие общепринятые глупости, так вот, из всех искусств, слово казалось самым полным. Всеобъемлющим. Одного достаточно, чтобы смертельно ранить, другого, – чтобы вознести. А каким сладким бывает молчание, когда слово не утрачивает необходимости, а всего лишь находит возможность спрятаться в тени.
Из записок Алекса К.
* * *
– Я сейчас расплачусь!
– Что Вы здесь делаете? – на лице Алекса читалось призрение.
– О том же могу спросить Вас, бесценный пациент. Вам надлежит лежать в палате под охраной и готовиться к вскрытию черепной коробки. Доктор София, у меня вопросы. И я хочу получить ответы прямо сейчас. – Ограничитель вперил взгляд серых глаз в коллегу, от чего та подернула плечами, будто оказалась на холоде в одной лишь тонкой униформе.
– Я все объясню, Филипп.
– Да, будь так добра.
– Выйдем?
– Пожалуй. – Человек в сером взял Софию под руку, как вдруг обернулся и пристально посмотрел на Алекса.
– Никому не уходить отсюда. Повторять не буду.
– Этот человек вообще в курсе, что похищение людей запрещено Социумом? – Алекс адресовал вопрос Лиз, не мог заставить себя обращаться напрямую к Главному ограничителю.
– Алекс, ты бы…
– Да, остерегайтесь острословить, обстоятельства не в Вашу пользу. Ограничитель захлопнул за собой дверь и обернулся к Софии.
Итак, доктор София. Я надеюсь, Вы найдете подходящие слова, характеризующие Ваше самоуправство.
– Да, господин Ограничитель. У меня не было выбора. Один из участников эксперимента умирал. Я ничего не могла сделать.
– Какая трагедия! – Человек в сером всплеснул руками. – И Вы не нашли ничего лучше, чем использовать незаконные способности нашего арестанта.
– Законом не прописаны ограничения для таких, как Алекс.
– Да потому, что нет таких, как он. Больше нет. Насколько мне известно.
* * *
– О, доктор, мы Вас заждались. Точно могу сказать, что Альберт слышит Лиз. Он улыбался.
– Да, представляете, когда я напомнила ему о нашем первом походе к Mady…
– Отлично. Значит, мозговая активность не совсем пострадала. Можно теперь применять традиционные методы. Мне нужно вызвать бригаду.
Глава 30. Пробуждение
О Ветре, Мраке и Снеге
Человек горько плакал, вглядываясь в разбитое зеркало.
– Не смотри… Это плохая примета – шепнул Страх. – Человек вздрогнул, но не отвел глаз от изломанных линий.
– Так вот какой она могла бы оказаться, моя жизнь! Я мог быть спокоен, счастлив, наполнен заботой и любовью, а вместо этого я разбит и не испытываю ничего кроме холода и тревоги.
– Ты просто трус, – участливо добавил Страх.
– Да, да, я боюсь, хотя чего сам не знаю, ведь мне, по сути, и терять то нечего, – Человек печально посмотрел в зеркало, пытаясь увидеть своего спутника, который, как он чувствовал, стоял прямо за его плечом, прерывисто дыша.
– Ты сам этого хотел, не отрицай, – уверил Страх, улыбнувшись своему зеркальному двойнику.
– А почему я так хотел?
– Ответ тебе известен. Тот, кому нечего терять, и не боится ничего.
– Но ведь я боюсь, мне страшно!
– Ах, милый Человек, в этом вся соль. Как легко ты проглотил мою иллюзию. Но ничего, потерпи, тот, у кого каменное сердце, может стать неустрашимым. Я могу это устроить.
– Это… Это должно быть больно, – вздохнул человек.
– Лишь мгновение. И сразу все закончится.
– А что дальше?
– Ничего. То есть, покой и безразличие.
– А ты?
– А я уйду.
– Я согласен. – Тихо произнес человек.
* * *
Герман проснулся, жадно глотая воздух.
– Сегодня что-то случится. Должен же уже, наконец, наступить финал. Бывший профессор неторопливо прошелся по больничной комнате. Заглянул в дверное окошко и удивился, не обнаружив за дверью типов в сером.
– Нужно найти Анну. Да. Что мне терять? Может быть, я смогу помочь. – Герман продолжал подбадривать себя, но мысли его то и дело возвращались к некоему обещанному финалу.
– Каким он будет? Кто выбирает? – Гесин задавал подобные вопросы, сколько себя помнил, но не в таких обстоятельствах. – Ах, Данко, мой бедный мальчик. Вот, кто способен был бы все исправить… Так! Пока я тут расклеиваюсь, как дряхлый старик, они все, возможно, в опасности. Ну же, Герман, не трусь! – Он поправил воротник форменной серой куртки, – ах, какая же Анна предусмотрительная, – и тихонько приоткрыл дверь.
* * *
Алекс тоже проснулся в другой больничной
