за подушку. Каждый шаг разносит по комнате лязг цепей. Толкаю дверь — не заперто. Пытаюсь идти тихо, но звон металла в тишине ночи кажется оглушительным. Слышу шорох и тихий вскрик: госпожа испуганно вскакивает на кровати.
Надо бы объясниться, но я отворачиваюсь и иду прямиком к цели. Почему она вообще ночует здесь одна? Ведь она замужем всего ничего. Неужели красавчик совсем не старается в постели?
Впрочем, мне что за дело?
Зов тела удовлетворен, наступает облегчение. Опять не могу удержаться: открываю заслонку у каменной ванны, подставляю теплой струе руки, а потом и голову. Жадно пью, хотя вода теплая и отдает металлом. Опускаю заслонку; ощущаю, как тонкие струйки стекают с головы на грудь и спину. Закрываю глаза, ловлю дуновение ночного ветерка на мокром лице.
Чувствую голод. Вспоминаю, что на столе у кровати стоит ваза с фруктами — девчонка принесла, пыталась накормить.
Зачем?
Разбитые губы растягиваются в дурацкой, неуместной улыбке.
Все-таки есть в этом мире что-то хорошее. У меня есть желания. Я все еще жив.
Сбрось свою защиту — я поднимаю свой флаг,
Это война безнадежна, нам нужно прекратить ее…
Christina Aguilera, Cease Fire
Ночью мне почти не спалось. Стоило мне смежить веки, как перед глазами вставала отвратительная картина — извивающиеся голые тела Кима и смуглокожей рабыни, и к горлу вновь подступала тошнота. Перевернувшись на другой бок и сомкнув ресницы, я видела, как на Арене умирают окровавленные мужчины, как похотливый наглец Хорхе ставит на колени худенькую Сай, как удары хлыста один за другим ложатся на разодранную в клочья спину Джая.
Провалившись в тревожный сон, я вдруг подскочила как ошпаренная: в спальне раздался жуткий грохот. Поморгав, различила в темноте Джая. Он замер, глядя на меня; в тусклом свете луны пугающе блеснули его глаза. В тяжелой со сна голове вспыхнула мысль: он хочет меня убить. Но оказалось, ему всего лишь понадобилось в уборную.
После этого я еще долго не могла заснуть. Сначала вслушивалась в плеск воды за стеной купальни. Потом Джай прогрохотал обратно, затворил за собой дверь. Цепи звенели еще некоторое время: мне показалось, что они звякнули о металлическую вазу. Соизволил немного поесть? Затаив дыхание, я ждала, пока звуки стихнут.
Сон сморил меня лишь к утру, а мгновением позже в спальне раздался негромкий стук.
Я со стоном сползла с кровати, завернулась в халат и босиком прошлепала к двери.
— Госпожа? — встревоженная Сай подняла на меня темные глаза. — Простите, я разбудила вас?
Из-за ее плеча выглянула Лей.
— Входите, — вздохнула я.
Впустив девушек, я торопливо задвинула засов.
— Что там? — обратилась я к Сай. — Переполох?
— Господин Хорхе обнаружил утром, что вашего раба нет в подземелье, — торопливо зашептала Сай. — И тотчас доложил об этом хозяйке. Донна крепко сердилась.
Я поморщилась. Похоже, завтрак не сулит ничего хорошего. Что ж, готовимся к противостоянию.
Вдвоем девушки управились со мной быстро: Лей оказалась не менее расторопной служанкой, чем Сай. Перед уходом я заглянула в комнату Джая: он еще спал, отвернувшись к стене и подложив под подушку закованные в кандалы руки. Я тихонько поманила Лей и шепнула:
— Когда проснется, постучись к нему и скажи, что я велела обработать его раны.
В глазах рабыни мелькнул испуг, но перечить она не посмела. Я наскоро объяснила ей, какую мазь следует использовать.
— Закройся изнутри и не открывай никому, пока я не постучу вот так, — я тихо продемонстрировала последовательность стуков. — И помни, что твоя хозяйка — это я, а не донна Изабель или дон Диего.
— Я помню, госпожа, — Лей низко поклонилась мне.
К завтраку я спускалась, стараясь изобразить на лице невозмутимость и достоинство. В конце концов, меня воспитывали как леди, а леди обязана стойко сносить невзгоды. Приблизившись к столовой, услышала приглушенные голоса и остановилась. Подслушивание чужих разговоров не входило в число добродетелей благородной леди, однако я простила себе эту маленькую вольность. Важнее было знать, что обо мне говорят.
— …дикая. Ее в монастыре, что ли, воспитывали? — возмущался Диего.
— Север — один сплошной монастырь. Я вообще удивляюсь, как они там умудряются размножаться, — послышался слегка раздраженный голос Изабель.
Я сердито сложила руки на груди.
— Ты поил ее отваром?
— Разумеется. Но она выблевала все, прежде чем он успел подействовать.
Слова Диего заставили меня насторожиться. Вчерашний напиток призван был что-то сделать со мной?
— Тебе следует действовать деликатней, иначе ты ее окончательно отпугнешь, — недовольно проворчала Изабель. — И где только запропастилась эта девчонка? Завтрак стынет.
— Куда уж деликатней? Я просил ее всего лишь посмотреть.
— Может быть, ей не нравится Ким?
— Что в нем может не нравиться? Ей нравлюсь я, а он похож на меня.
— Ты — не он, и девочка это прекрасно понимает. Не могу сказать, что я не ценю ее вкус.
— Однако она строптива. Опять нянчится с этим своим рабом. А ведь я ей ясно сказал, что он должен понести наказание. Почему она из моих покоев прямиком пошла нарушать мой приказ?
— Оставь ей этого раба, дорогой, иначе она совсем озлобится. Пусть развлекается, от тебя не убудет. Глядишь, к вечеру смягчится. Во что бы то ни стало надо ее уговорить, ты ведь понимаешь?
— Понимаю.
Выслушивать всю эту грязь о себе дальше не было никакого желания, поэтому я толкнула дверь и как ни в чем не бывало вошла в столовую. Диего и Изабель притихли, свекровь умудрилась выдавить из себя приветливую улыбку.
— Доброе утро, дорогая. Как спалось? — проворковала она.
В ответ на столь невинное приветствие во мне немедленно закипел гнев. Лукавить я больше не собиралась.
— И вам доброе утро. А спалось мне плохо.
— Ах, как жаль, — Изабель притворно погрустнела. — Что же тебе мешало?
— О, мне мешало многое, — я принялась намазывать розовым джемом свежеиспеченную булочку. — Вначале представление, устроенное в комнате моего мужа. Потом — цепи моего раба.
— Разве твой раб не в подземелье? — Изабель весьма правдоподобно изобразила удивление.
— Вы прекрасно знаете, что нет. Я забрала его. Но на нем кандалы, и ночью они гремят и мешают спать.
— Потому что строптивому рабу не место в покоях хозяйки! — сердито рявкнул Диего, даже не пытаясь притворяться любезным.
— Хорхе не приходил? — я невозмутимо откусила от булочки и отпила восхитительного кофе. — Мне нужны ключи от оков.
— Ты не снимешь с него кандалы, — зашипел Диего, повернувшись ко мне всем телом. — Если ты не вернешь его в подземелье, я собственноручно перережу ему глотку.
— Только попробуй, — гнев затмил мне глаза, и я направила на мужа зазубренный столовый нож, — и больше никогда не увидишь меня в
