своей спальне.
— Это мы еще…
— Дети, не ссорьтесь! — повысила голос Изабель и звонко постучала ложечкой по молочнику. — Угрозами вы ничего друг от друга не добьетесь. Вельдана, ты должна понимать, что Диего заботится о тебе. Твой раб в самом деле строптив и опасен, ему не место в твоих покоях.
— Он избит до полусмерти и вовсе не опасен, — возразила я, стараясь дышать глубже.
— Он избит не просто так, если ты помнишь. Он напал на благородного дона. Кто помешает ему точно так же напасть на тебя?
— Он не станет нападать на меня, — удивительно, что приходится объяснять очевидное. — Я не относилась к нему плохо, в отличие от Вильхельмо.
— Разве дон Верреро относился к нему плохо? — искренне изумилась Изабель. — Твой раб выглядит откормленным, как боров перед забоем. Руки-ноги на месте, глаза целы, даже зубы не выбиты.
Мне стало противно. Выходит, в мое отсутствие Джаю даже в рот заглядывали?
— Его заставляли убивать людей на потеху другим. Его хотели живьем разорвать на части!
Они и правда не понимают? Как же мне жить дальше бок о бок с этими людьми?
— Это бойцовый раб, — с ангельским выражением на лице возразила Изабель. — Ему и полагалось умереть на Арене, разве нет?
Я закатила глаза.
— Мне нужен ключ от оков.
— Вельдана, это опасно, — забеспокоилась Изабель. — Давай договоримся так: можешь оставить раба у себя до тех пор, пока он не очухается, но пусть остается в кандалах. А ты, в свою очередь… будь благосклонна к маленьким просьбам Диего.
— Маленьким просьбам?! — я вспыхнула и поднялась с места. — Да вы знаете, на что мне пришлось смотреть вчера вечером?
Теперь глаза закатила Изабель, а Диего швырнул на стол вилку и вскочил так резко, что опрокинул стул.
— Что ты строишь из себя святошу?!
— Де-е-ети, — простонала свекровь. — Вас надо на денек развести по разным углам. Если вы будете так ссориться за завтраком, обедом и ужином, у меня скоро случится несварение. Вельдана, пойдем-ка со мной, нам принесут завтрак в беседку. А ты, Диего, остынь пока и вспомни о манерах. Не забывай, что твоя жена — леди, а не рабыня, на которую можно кричать.
Тонкий запах цветочных духов ударил в ноздри, когда Изабель подхватила меня под руку и вывела из столовой. Ее голос мягко струился мне в уши:
— Ты, разумеется, во многом права, дорогая. Но Диего должен ехать в Сенат, а ты его сердишь. Он теперь весь день будет не в духе. А ведь к вечеру вам надо помириться, непременно. Знаешь главное правило семейной жизни? Муж и жена могут дуться друг на друга сколько угодно, но обязательно мириться вечером в постели.
Даже в дурном сне не могло бы присниться такое: Изабель и правда считала, что мы с Диего можем помириться в постели? Да она в своем уме?
Словно услышав мои мысли, она продолжала:
— Нет, я не полоумная и знаю, что говорю. Диего не может иметь детей, но он все же мужчина и не чужд плотских желаний. Просто иногда для гармонии между супругами нужен кто-то третий.
— Мне не нужен, — упрямо повторила я. — Я могу принять Диего и таким.
— На мне лежит ответственность за род Адальяро, — Изабель горделиво вздернула подбородок. — Тебе придется родить детей, так или иначе.
— Вы с Диего, — я сглотнула, — пойдете на то, чтобы ваш раб взял меня силой?
— Никто не желает насилия, дорогая Вельдана, — поморщилась свекровь.
Однако она не сказала о том, что насилия не будет! От этой мысли по спине пробежал холодок, несмотря на припекающее с утра солнце.
— Вам стоит уладить этот вопрос полюбовно. Компромисс — основа брака, запомни это. Будь покладистой, моя дорогая, и Диего… поверь, он тоже пойдет тебе на уступки.
В Изабель словно скрывалось неуловимое колдовство: страшные вещи в ее устах незаметно, исподволь начинали казаться некрасивой, чудовищной, но все же правдой. Ласковый тембр ее голоса странным образом успокаивал взвинченные нервы, и к концу прогулки мой гнев поутих. Она права: если я поддамся на уговоры Диего и буду вести себя послушно в его покоях, то мне, может быть, позволят оставить Джая и вернут ключ от оков.
Вернувшись к себе, я первым делом заглянула в его комнату. Джай стоял у окна и медленно, нехотя повернул голову на звук моих шагов. Ему так и не вернули разорванную одежду, оставив лишь в грязной набедренной повязке. Обнаженный, с израненным телом, закованный в кандалы, тем не менее он совсем не выглядел униженным или сломленным.
— Рада видеть, что ты встал, — я приветливо улыбнулась, подходя ближе. — Тебе уже лучше?
Он молчал, не сводя с меня холодного взгляда. Неуютное чувство заползло внутрь, но я попыталась его заглушить.
— Ты поел? — Я скосила глаза на пустую тарелку. — Очень хорошо. Так ты поправишься быстрее.
— И что дальше? — глухой голос заставил меня вздрогнуть.
Я растерянно приподняла плечи. Улыбка сползла с лица, губы разомкнулись, будто знали ответ, но сказать мне было нечего. Глупо, очень глупо с моей стороны. А Джай, будто в насмешку, сузил глаза и презрительно искривил рот.
— Я не знаю, что дальше, — изворачиваться не было смысла. Пальцы пробежались по холодным оковам. — Я хотела это снять, но мне не позволили. Ты хотел убить дона Вильхельмо, и они…
— И они думают, что я сверну тебе шею, — продолжил он за меня. — Хотел бы убить — оковы не стали бы помехой.
Я вздохнула.
— Они наказывают не тебя, поверь. Они наказывают меня.
— Да что ты говоришь! — он злобно потряс передо мной цепями. — А это почему-то на моих руках.
Его слова отдавали горечью, но разве была в его положении моя вина?
— Я здесь ни при чем.
— Ну разумеется, — его слова сочились ядом и жгли больно, словно соком ядовитого плюща. — Ты ни при чем. Ты добрая хозяйка. Ты не бьешь плетью. Твои руки нежны. Твои слова ласковы. Но какой от этого толк? Я все еще в клетке, все еще в цепях, и с меня снова спустили шкуру.
Обида наполнила глаза слезами. Но Джай продолжал стегать меня словами, будто хлыстом:
— А может, тебе просто нравится меня ощупывать? — губы Джая искривились в злой гримасе. — И для этого Хорхе так расстарался надо мной?
Я задохнулась от такой наглости.
— Как ты можешь? Я заботилась о тебе! Я спасла тебя от смерти! Я хотела тебя вылечить! Я дала тебе свободу! И как ты ею распорядился?!
— Свободу! — он шагнул ближе, звякнув цепями, и я испуганно отступила. — Мне любопытно: ты и правда верила, что это
