Луле отправиться в Ресифе на буланом коне, которого купил у старого Рибейро в Итабайане. Однако кузен горячо поблагодарил, но отказался от этого заманчивого предложения. Поездка — долгая, он мог загнать породистую лошадь. И уехал, так и не заговорив о браке.
В каза-гранде имения Санта-Фе стала редко слышна музыка. Старая Марикинья вернулась на кухню к котлам с кашей, рояль умолк. И тут капитан получил письмо из Ресифе от своего знакомого, тот сообщал ему горестную весть: их семнадцатилетняя дочь Оливия тяжело заболела. В письме говорилось о том, что ее пришлось поместить в Тамаринейру. Капитан тотчас же собрался в путь. То, что он увидел в больнице, потрясло его: дочь потеряла рассудок. Как сказал врач, надежды на излечение почти не было. Отец хотел увезти Оливию домой, но ему посоветовали оставить ее на некоторое время в больнице. В Санта-Фе капитан вернулся другим человеком. Горе как-то сразу состарило его. Ведь он сделал для своей дочери все, что мог. В отличие от других хозяев энженьо, которые растили своих детей в невежестве, он послал ее в Ресифе, чтобы она стала такой, как Амелия, — хорошо воспитанной, умной, умеющей вести себя в обществе с достоинством. И вдруг такое горе. Марикинья, казалось, не поддалась отчаянию. Капитан видел ее либо на кухне, либо за веретеном, либо с негритянками. А у него уже не было сил. Он подорвал их на работе. Болезнь Оливии доконала его. Так прошло несколько месяцев. Все в доме уже смирились с несчастьем, все, кроме капитана Томаса. Каждые два месяца он седлал коня и отправлялся в Ресифе навестить больную дочь. Ему было тяжело видеть, как она сидела, неподвижная, с застывшим взглядом, и не говорила ни слова. Возвращаясь в Санта-Фе, он не рассказывал о состоянии Оливии. Страдал молча. Забросил хозяйство, не проявлял никакого интереса ни к урожаю, ни к скоту. Его больше не интересовали ярмарки в Итабайане, он не посещал собраний либеральной партии, передав все в руки старого Перейры Боржеса. И те, кто наведывался в Санта-Фе, уезжали, испытывая чувство жалости к капитану. Трудно было поверить, что человек мог так быстро сдать. А между тем он часами валялся на софе в гостиной. Амелия, как могла, пыталась развеселить отца. Капитан делал вид, что слушает ее, и через силу улыбался. Она садилась за рояль и играла, но он ничего не слышал и чувства гордости больше не испытывал, хотя его дочь по-прежнему извлекала из инструмента нежные, чистые звуки. И только внезапный побег негра из энженьо вырвал капитана из оцепенения. Сбежал Домингос, восемнадцатилетний парень, приятной наружности и завидного здоровья. Побег возмутил капитана до глубины души.
В нем снова заговорил прежний капитан Томас Кабрал де Мело, владелец Санта-Фе. Он вскочил на своего серого коня и вместе с негром Лауриндо отправился на розыски Домингоса. Марикинья просила, чтобы он обратился к лесному капитану[34]. Но он не хотел. Впервые у него посмел убежать невольник. Негодующий капитан Томас бросился на его розыски. Он объехал многие энженьо Севера. Побывал в Марангуапэ, был в штате Рио-Гранде-до-Норте, но так и не напал на след. Тогда он понял, что ищет его не в том направлении. Спустился к энженьо долины, пересек всю провинцию и в одно воскресное утро прибыл к соборной мессе в Гойану. Все его думы были о сбежавшем Домингосе. Весь смысл жизни сейчас заключался в том, чтобы схватить беглеца. Он поговорил с полицейским инспектором. Но след беглеца простыл. Наконец в гостинице он получил от лесного капитана кое-какие обнадеживающие сведения. Парень, по приметам похожий на Домингоса, находился в энженьо Сипо-Бранко. Хозяин энженьо был человек суровый и очень резкий. Капитану Томасу следовало остерегаться выходок старого Но. Сразу же после завтрака капитан сел на коня и вместе с Лауриндо отправился в путь. К вечеру они подъехали к воротам энженьо Сипо-Бранко. Когда они въехали во двор, в каза-гранде свет еще не зажгли. Навстречу вышел высокий старик в ситцевом халате. Капитан объяснил ему, в чем дело. Старик, не предлагая капитану спешиться, раздраженно ответил:
— Здесь вам не киломбо́[35]. За моих негров я заплатил деньги.
— Я нисколько не сомневаюсь. Но у меня есть сведения, что один молодой негр, принадлежащий мне, прячется в вашем энженьо. Я приехал не для того, чтобы ссориться. Но принципы…
— Ну что ж, если у вас есть свои принципы, то у меня свои. В мое энженьо не ступит ногой ни один беглый негр.
Зимний вечер опустился на Сипо-Бранко. Дом погрузился в темноту, с работы возвращались негры. Начался дождь, и капитан распростился. В Гойане он не смог заснуть. На следующий день Томас обратился к полицейскому инспектору. Тот ничем не мог помочь. Старый Но двоюродный брат сеньора Гойаны. Капитан отправился к самому сеньору. Он встретился с человеком, о котором так много говорили в округе. Каза-гранде его была похожа на дворец. На всем лежала печать роскоши и богатства. Капитан рассказал, что прибыл с Севера, из Верзеа-де-Параиба, ищет своего беглого раба. По имеющимся у него сведениям, тот находится в Сипо-Бранко. Он туда заезжал. Однако старик принял его недружелюбно. Сеньор выслушал капитана молча. Потом они сели за стол позавтракать. За столом было много народу — семья, родственники, управляющие. После завтрака капитан вернулся в Гойану с письмом к полицейскому инспектору. Тот прочитал его и сказал:
— Капитан, можете возвращаться домой, негр будет доставлен в ваше энженьо не позднее среды.
Полицейский инспектор сдержал свое обещание. В среду после обеда Домингос бросился в ноги Томасу. Лесной капитан привез письмо от полицейского инспектора. Капитан Томас посмотрел на своего невольника со смертельной ненавистью.
— Паршивый негр, из-за тебя я объездил полсвета, подвергся оскорблению, просил милости. Леополдо!
Тотчас же появился Леополдо, высокий, сильный, здоровый негр.
— Привяжи этого паршивца к повозке и проучи его как следует.
Немного погодя Санта-Фе огласили душераздирающие крики Домингоса. Капитан лежал с закрытыми глазами. К нему подошла Амелия попросить за негра. Старик выслушал ее и, заметив, что она огорчена, приподнялся:
— Не надо, дочка. Не надо. Теперь он никогда больше не убежит от своего хозяина.
Мать Домингоса, работавшая на кухне, упала ему в ноги.
— Господин, простите беглого негра.
Но капитан Томас Кабрал де Мело только ожесточался, это уже не был тот человек, который так переживал болезнь Оливии. Крики Домингоса не причиняли ему страдания, не ранили его сердца.
— Теперь ему уже никогда не захочется больше бежать. Амелия, дочка, сыграй-ка эту грустную мелодию, которую я так люблю.
