работниками. В нескольких городах Союз равноправия женщин стал своеобразной школой подготовки женщин к партийной работе[134]. Таким образом, социальные разногласия, ослаблявшие оппозицию самодержавию, разделили и женское движение.
Однако решающее значение имела не мужская амбивалентность и не социальные разногласия, а то, что революция закончилась и царь остался у власти. Когда первая Дума через три месяца была распущена, ее члены готовились рассмотреть плод феминистского лобби — проект закона о женском равноправии. Результатом отката назад гражданских свобод и «переворота» 3 июня 1907 года, придавшего еще больший электоральный вес имущим слоям общества, стала политическая деморализация: число членов женского движения, как и радикальных политических партий в целом, резко сократилось. Но, несмотря на отсутствие конкретных феминистских достижений, женский опыт 1905 года и, в частности, участие в акциях протеста и использование языка прав, оставил неизгладимый след в сознании тысяч людей во всех слоях общества — от самых привилегированных до самых обездоленных. Ярче всего это отразилось в необычном письме, подписанном проститутками провинциального города Вологды и опубликованном в бюллетене Союза равноправия женщин за июнь — июль 1907 года. Подписавшие отстаивали свои права, включая право покидать публичный дом по собственному желанию, подвергать своих клиентов-мужчин венерологическим осмотрам и ограничить число клиентов до пяти человек за ночь. Однако прежде всего эти женщины хотели положить конец государственному регулированию проституции, которое сильно ограничивало возможности женщин из низших слоев распоряжаться своей жизнью. В случае такой отмены, как говорилось в письме, любая девушка могла бы «продавать себя» лишь тогда, когда захочет, и прекратить, когда захочет[135].
Последствия
После провала 1905 года традиционные феминистские вопросы оказались заслонены новыми проблемами. В период с июня 1907 года и до начала Первой мировой войны деморализованное женское движение растеряло и членов, и энергию. Женщины по-прежнему были разделены по идеологическим мотивам. В то время как либералы стремились расширить женские права в общественной сфере, радикалы, в первую очередь марксистские партии, считали, что обеспечить равноправие женщин может только радикальная идущая до победного конца революция. Наиболее значительное достижение движения, Всероссийский женский съезд, состоявшийся 10–16 декабря 1908 года, раскололся по этим линиям противостояния. Кроме того, внимание публики привлекали и другие проблемы, в особенности «половой вопрос». Относительно свободные от цензуры газеты и журналы предоставляли возможности для личных и коммерческих связей.
Они рекламировали услуги адвокатов по бракоразводным процессам и акушерок, принимавших роды с соблюдением полной конфиденциальности, публиковали объявления от мужчин и женщин, ищущих пару. Реклама предлагала женщинам сделать себе более красивый бюст, предлагала лекарства от половых недугов и противозачаточные средства. На последних полосах газет «натурщицы», гордо демонстрирующие «соблазнительные фигуры», предлагали позировать за плату[136]. Женщины не реже, чем мужчины, искали себе пару по объявлениям в газетах с такими названиями, как «Любовная почта» или «Московская брачная газета», которые помогали одиночкам встретиться и сойтись. Образованная общественность смирилась с присутствием женщин на улицах — без сопровождения, без мужской защиты, которая была так важна в западном либеральном представлении. В 1910 году популярная среди обывателей «Нива» опубликовала урок женской самообороны с фотографиями (рис. 10), демонстрирующими соответствующие позы. Автор объяснял, что, изучив джиу-джитсу, женщины смогут противостоять опасностям городских улиц, не нуждаясь в защите мужчины[137].
«Новая женщина» символизировала новую эру. Освободившись от ограничений общепринятой морали, она покоряла воображение читающей публики. Чрезвычайно популярный бульварный роман Анастасии Вербицкой «Ключи счастья» (опубликован в 1908–1913 годах) был одним из самых продаваемых произведений того времени. В шести томах, на 1400 страницах автор исследует жизнь сексуально раскованной современной героини, Мани, прекрасной танцовщицы, которая заводит нескольких любовников и борется за сохранение своей независимости и творческих амбиций наперекор непобедимой страсти. Роман был адресован женщинам всех классов, которые чувствовали, что их угнетают социальные и профессиональные ограничения, и подчеркивал их право на любовные приключения и профессиональные успехи[138]. Те, кто не читал книг, могли встретиться с «новой женщиной» на киноэкране. Поскольку билеты были достаточно дешевыми, чтобы их могли позволить себе зрители из рабочего класса, кино приобрело в послереволюционные годы большую популярность. Кинематографическая версия «Ключей счастья» сделала сенсационные кассовые сборы в 1913 году, установив стандарт, по которому оценивались все прочие фильмы. «Новая женщина» фигурировала и в фильмах режиссера Евгения Бауэра, героини которых за свои желания чаще вознаграждались, чем наказывались[139]. Популярность «новой женщины» побудила марксистку-феминистку Александру Коллонтай пересмотреть марксистскую теорию в эссе 1913 года под соответствующим названием — «Новая женщина». Исследуя женскую психологию и рассматривая сексуальность и половые отношения как подходящие темы для политической дискуссии, Коллонтай подчеркивала историческое значение феномена женщины без мужа, которая сама зарабатывает деньги и находит смысл жизни в независимости и работе. Не стесненная «буржуазной моралью» и ее двойными стандартами, новая женщина, по словам Коллонтай, следовала своим сексуальным импульсам и требовала новых прав в общественной жизни, шагая по улицам «деловитой мужской походкой»[140].
Однако стремление ограничить женщин никуда не исчезло, и вдобавок его подхлестнули страхи, порожденные революцией. Дебаты по вопросу абортов приобрели еще бо́льшую остроту: прогрессивные врачи безуспешно пытались декриминализовать аборты, которые в российском законодательстве рассматривались как убийство. Можно предположить, что их число резко возросло после революции 1905 года. На профессиональных заседаниях женщины-врачи громко выступали в защиту репродуктивной свободы. В числе самых активных была врач-феминистка Мария Покровская, осуждавшая российские карательные законы об абортах как ничем не оправданные ограничения женской автономии. Ссылаясь на концепцию добровольного материнства, она призывала к полной декриминализации абортов, утверждая, что только женщины могут знать, что им нужно. Для нее, как и для других сторонников декриминализации, аборт символизировал женскую автономию. Однако для других он был символом женской сексуальной распущенности и подчеркивал опасные стороны освобождения женщин. Свобода женщины от юридических и карьерных ограничений — это одно, а сексуальное освобождение — совсем другое! Врач Дмитрий Жбанков, сторонник женских прав и женского образования, тем не менее считал, что женщина из высшего общества, желающая сделать аборт, испорчена и идет на поводу у своих желаний. Если женщины хотят добиться равных прав, настаивал он, они должны перестать гоняться за бесплодным сексуальным удовлетворением и вернуться к своей «природной» функции материнства[141]. В это же время были реализованы новые инициативы в области социального обеспечения, направленные на укрепление семьи за счет поддержки женщин как матерей.
Рис. 10. Урок самообороны (Нива. 1910. № 32)
Сами женщины выражали очень разные мнения. В ходе опроса в 1909 году курсистки-бестужевки заявили, что отвергают новую «порнографическую» литературу в пользу
