никогда больше не отрывать взгляда от ее декольте.
Но Элоди вернула его с небес на землю и сказала с вызовом:
— Мы это уже обсуждали, я останусь.
Джеймс фыркнул. Что он мог обсуждать с ней? Он себя-то не помнил в первые сутки трезвости.
Жар заливал его щеки — отчасти от желания, отчасти от гнева. Это его дом, в конце концов! Элоди тут не хозяйка, она сама отказалась ею стать, отвергнув его предложение.
— Я прикажу Джефферсу выставить тебя за порог, — отрезал Джеймс, отворачиваясь.
— Он этого не сделает, — без промедлений ответила Элоди. — И ты тоже.
Черт, конечно же, он этого не сделает, и она слишком хорошо это знала.
Джеймс снова повернулся и поднял на нее глаза — на такую решительную и воинственную. Он вздохнул.
— Эли, это какой-то особый вид наказания, да?
Ее глаза округлились, и Джеймс остался доволен собой. По крайней мере, он смог пробить фасад невозмутимости хотя бы ненадолго.
— Думаешь, я тебя наказываю? — обиженно спросила Элоди.
Он усмехнулся и покачал головой.
— Нет, судя по всему, ты наказываешь себя. Твоя репутация была безупречна, пока ты сюда не приехала. Каждый день в моем доме разрушает твое будущее, зачем рисковать?
Она посмотрела на него так, будто на то была тысячи причин.
— Я… я просто пытаюсь свою загладить вину… — пробормотала Элоди.
Джеймс вздрогнул, а потом откинулся на кровати так резко, что чуть не уронил поднос. Ах, значит, это всё-таки чувство вины… Он вдруг понял, что в глубине души ждал совсем другого ответа.
— Я и обещала, что буду ухаживать за тобой, — продолжила Элоди, шагая вперед.
Джеймс поморщился. Значит, еще и чертово обещание…
— Это был просто флирт, — фыркнул он. — Ты не можешь не понимать разницу.
Будь она проклята, что напомнила ему о тех коротких и счастливых моментах, когда он верил, что у них всё получится. Он взял с нее то обещание, когда был уверен, что больше никогда не будет пить.
— И всё-таки я обещала, — мягко настаивала Элоди. — И я должна сдержать слово…
Джеймс впился в нее взглядом, полным горечи и злобы.
— А еще ты обещала стать моей женой. Почему одно слово ты держишь, а другое нет?
Она вспыхнула, и ее глаза блеснули так, будто вот-вот наполнятся слезами. Джеймс мгновенно пожалел о грубом тоне, но у него не было ни сил, ни желания извиняться. Ему и правда хотелось услышать ответ.
— Джеймс, я… — Элоди глубоко вздохнула. — Теперь, когда я знаю, что у тебя ничего не было с леди Девон, я подумала, что мы могли бы…
О нет-нет-нет, Джеймс ошибался. Он не хотел этого слышать, и зарычал, не позволив ей продолжить.
— Черт возьми, Элоди, я тебе что, собака⁈ Думаешь, меня можно выгонять и звать к ноге всякий раз, когда тебе вздумается?
Он выдохнул и провел рукой по лицу, призывая высшие силы помочь ему исчезнуть. Хотя бы на пару часов. А когда опять посмотрел на Элоди, то она выглядела так, словно он кинул осколок стекла ей в голову.
Боже, пусть она уйдет до того, как заплачет, пожалуйста.
— Не смотри на меня так, — приказал он.
— Как? — прошептала она.
— Как будто тебе жаль, что всё так вышло. Ты должна радоваться, в конце концов, ты ведь оказалась права. Я просто развратник и пьяница, не более.
Краска медленно сошла с ее лица.
— Джеймс, я не должна была…
— Нет, ты всё правильно сказала. Как только всё пошло не по плану, я приложился к бутылке. Откуда тебе знать, что я не сделаю этого снова? А?
Он и сам не был в этом уверен.
— Бог знает, что я творил до твоего прихода, — продолжил он, злобно усмехнувшись от ненависти к себе. — Возможно, ты прочтешь об этом в дневниках какой-нибудь куртизанки, следи за новинками.
Это было дешевой манипуляцией, болезненным выстрелом, но Джеймс не мог остановиться. Он хотел причинить ей боль. Чем скорее она его возненавидит, тем быстрее уйдет. Ведь быть рядом с ней и понимать, что она не его, — что она не хочет быть его, — это больше, чем он мог вынести.
Ему не хотелось ее жалости, ему нужна была ее любовь. Но он не видел причин, по которым она могла его любить. По которым вообще хоть кто-нибудь мог.
— Джеймс, я верю, что за это время ты не сделал ничего такого, за что тебе будет стыдно, — сказала Элоди, и эти слова будто бы вырывали из нее силой.
Сначала он уставился на нее, ошеломленный. На секунду позабыл и гнев, и обиду… Что значит, не сделал ничего такого? О Боже, Элоди, святая наивность… В пьяном угаре он сделал сотню вещей, о которых мог бы жалеть до конца жизни, если бы помнил о них достаточно ясно. Но он не помнил, и слава богу.
А потом до Джеймса дошло, что она имела в виду вовсе не это. Не его пьяные выходки. Она говорила о других женщинах. Просто боялась, что он с кем-нибудь переспал за эту неделю. Даже выгнав его, она всё еще ревновала. Претендовала на него.
Но либо Джеймс напился настолько, что память отшибло насмерть, не оставив даже образов, либо он ни с кем не спал. Возможно, его уберегло то, что сначала он выпивал в клубах, куда не пускали женщин, а потом приполз домой и продолжил жалеть себя там.
Его первым порывом было сказать это Элоди, но он лишь злобно сверкнул глазами и выпалил:
— Ничего не сделал? Мы оба знаем, что ты веришь в это не больше меня. Я не изменился, так что ты можешь не скрывать своих подозрений.
— Но ты изменился…
Боже, да почему⁈ Потому что не помочился в чашу для пунша, пока гостил у нее дома? Или потому что не трахнул ее сестру, даже когда та была в пределах его досягаемости?
Джеймс решил, что этот разговор пора прекратить, иначе они оба скатятся в безумие.
— Хватит, Эли, — прошептал он. — У меня голова раскалывается.
Он же видел, что она была здесь только из-за того, что чувствовала себя обязанной. Не потому, что и ей правда хотелось здесь быть. Она говорила только правильные, обнадеживающие вещи про доверие и перемены… Но как это могло быть правдой, если он и сам себе не верил?
— Джеймс… — снова начала она.
— Элоди, уйди, пожалуйста. Если ты и правда хочешь мне помочь, просто дай мне немного покоя.
Ее руки безвольно упали по бокам, и она шмыгнула носом, но выпрямила спину, а когда заговорила, то ее голос почти не дрожал.
— Я
