— Он исчез, — шепнула я Лекси.
Она внимательно поглядела на меня, а потом кивнула.
— Да. Он исчез навеки.
— Простите, миссис Джеймс, — раздался рядом чей-то низкий голос. Я обернулась и увидела, что мама разговаривает с полисменом. — Мне нужно побеседовать с вашими дочерьми.
— Я ведь только что рассказала вам все в подробностях! — громко и недовольно обратилась к нему Лила. — Мистер Кисслер зазвал Трейси в свой кабинет и пытался ее соблазнить, а когда появились мы, он рассвирепел и принялся поджигать все кругом!
Когда закончится вся это шумиха, не забыть бы поблагодарить Лилу. Теперь я знаю, какую версию рассказывать полиции. То же самое повторят Дилан, Одра, Лекси, и — если она не совсем тупа, как пробка — Трейси. Лила верещала на редкость пронзительно, наверняка они все слышали.
— Моя мама знакома с мэром, и если вы сейчас же не оставите меня в покое... — раздался неподалеку еще один визгливый голос.
Я внимательно посмотрела на Трейси. Я знаю ее секрет, а она знает по крайней мере часть моего. Уверена — она никому ничего не станет болтать.
История, начавшаяся в Калифорнии с убийства Коди Парка, окончена, и, по странному стечению обстоятельств, с ней покончила я, в старшей школе маленького провинциального городка в штате Оклахома.
Теперь нас здесь больше ничего не держит.
То есть это я так думала, что не держит. И, разумеется, опять ошибалась.
17
И снова синий
— Закрой глаза и внимай тишине. Для того, чтобы научиться видеть, нужно сперва научиться слышать.
Я старалась не особо поддаваться бабушкиному бормотанию. В конце концов, после ее прошлой лекции по современной магии у меня открылся такой дар, какого ни у кого в роду не было. Даже у Шэннон.
Как только бабушка освободилась от кисслеровского заклятья, она наконец-то внимательно меня выслушала. Даже подобрала имя моим новообретенным способностям. Назвала меня вязальщицей.
— Редкий дар, — заметила она. — В нашем роду никогда не было вязальщиков.
Мне понравилось. Вязальщица звучит гораздо интересней, чем просто провидица. Безусловно, способность соединять судьбы людей, связывать их воедино накладывает огромную ответственность. Я всегда ненавидела ответственность, но поскольку Колин и Сара до сих пор не разбежались (к огромному неудовольствию звездной половины Эймори-Хай), я решила, что дело того стоит.
Рядом со мной подпрыгивала от нетерпения Лекси. Ее бабушкины уроки волновали гораздо больше, чем меня, однако для медитации она слишком живая и непоседливая. Лекси до сих пор на седьмом небе от счастья, и мысль о том, что она уже давно владеет своим Взглядом, просто узнала об этом позже, чем следовало, нисколько не омрачает этой радости.
Я открыла глаза и попросила:
— Ну хватит, ба. В конце концов, сегодня суббота, у меня свои планы...
— Планы? — раздался от двери язвительный голос. — Надо же — планы!
Я прищурилась. Лила. Мало того, что лезет в мои сны, в мои видения, в мою машину и мою жизнь. Так теперь еще во время медитации притащилась!
— Не сомневаюсь, что планы у вашей нулевой банды просто зашибенные, — продолжала Лила, — но моя мама послала меня позвать вас завтра с нами по магазинам, а ваша мама сказала, что вы здесь.
Приглашение она передала с тем же сомнительным энтузиазмом, с каким я его выслушала.
— Нет, спасибо, — коротко отказалась я.
Со дня смерти Кисслера мы с Лилой заключили нечто вроде перемирия. Она не трогает меня, я не трогаю ее.
— Что ж, хорошо. — Лила тут же повернулась к двери. — Тогда до понедельника.
Когда-нибудь, пообещала я себе, я научусь не воспринимать каждое ее слово как угрозу. Пусть даже звучат они так, будто в понедельник утром Лила бросит меня на алтарь всем школьным богам одновременно.
— Останься с нами, детка, — предложила бабушка.
— Нет, спасибо, — с вежливым ехидством отозвалась Лила.
На бабушкином лице появилась понимающая улыбка, и, глядя на выходящую Лилу, я в который раз пожалела, что даже не догадываюсь, что за Взгляд у моей бабули. Лекси посидела, зажмурившись, еще минуту и распахнула глаза.
— Ну как ты это сделала? — обернулась она ко мне.
Я сразу поняла, о чем она. После пожара Лекси приставала ко мне с этим вопросом уже миллион раз, и ее нисколько не смущало то, что я никак не найду правильный ответ. Каждый раз она требовала новой версии, чтобы определить — верная она или нет.
— Я просто привязала к его ауре все остальные, — ответила я. — Даже не знаю, зачем. Кисслер сказал, что я на него похожа, и заставил увидеть стертый в моей собственной ауре. Когда я рассмотрела ее, я чуть не умерла, и мне вдруг пришло в голову, что если я свяжу все ауры вместе, его убьет его собственный стертый.
Больше мне нечего было сказать. Лекси зачарованно глядела на меня.
— Ну как, правда? — спросила я, испытывая ее новый Взгляд — правдовидение.
— Не совсем, — улыбаясь, ответила сестра. — И все-таки уже гораздо ближе, чем в прошлый раз.
Я только плечами пожала. Наверное, это один из тех вопросов, на который не существует точного ответа. Как и на другой: почему моя аура с того дня так и осталась нежно-голубой. Я уже навоевалась со злом, насладилась почестями. А вот Лекси теперь отчаянно ждет визита Шэннон.
Вспомнив загадочные грезы, особенно последнюю, я повернулась к бабушке.
— Когда Шэннон мне снилась... — начала я.
— Являлась, — возмущенно поправила бабушка.
Они с Лекси абсолютно убеждены, что великая провидица и основательница нашего рода и впрямь посещает меня во сне, а ведь я еще не рассказывала им про гобелен в доме Кисслера.
Я пожала плечами и покорно поправилась:
— Когда Шэннон мне являлась, ее аура была того цвета, что и у Дилана. Странно, правда?
— Защитник, — понимающе улыбнулась бабушка.
Да, Шэннон действительно говорила что-то о защитниках.
— И что это значит? — осведомилась я.
В сумочке требовательно зазвонил телефон. Я было собралась не обращать внимания, но бабушка кивнула:
— Ответь-ка.
Я выловила телефон со дна сумки и вышла из комнаты, чтобы поговорить спокойно.
— Алло! — сказала я в трубку, ожидая услышать Дилана или Одру.
Мы втроем хотели собраться у кого-нибудь и посмотреть ужастики.
— Привет, Лисси! — крикнул с того конца девичий голос.
— Джул! — и обрадовалась, и удивилась я. Калифорния сейчас казалась мне совсем другим, далеким миром. — Сто лет тебя не слышала! Как дела?
