летом остался жив и даже не потерял здоровья, было самым настоящим чудом. Но Марону это было известно точно так же, как и ей, а остальные этой истории не знали. Да и ни к чему им было это знать.
Поэтому она просто поглядела вверх по склону и нарочито обыденно произнесла:
— Ну, что ж. Пойдем.
Подъем оказался гораздо легче, чем в декабре на Алансолоне — Марон понял это сразу. Конечно, так и должно было быть: ведь тогда он еще толком не оправился от болезни. И самое главное — тогда была зима. А зимой горные переходы намного труднее и опаснее. Тогда порою достаточно неосторожно громко сказанного слова, чтобы со склона сорвалась снежная лавина, хороня под собой беспечного.
«Путник, ты здесь подобен росе на камнях», — вспомнилась Марону виденная им однажды высеченная в скале надпись. Взошло солнце — и нет росы. И поди ее потом сыщи.
Именно на рассвете лавины чаще всего и сходят.
Но сейчас горы были безмолвны и относительно безопасны: весна уже миновала, и снег на южном склоне Хайн-Гхоя давно растаял.
Поэтому дальнейший путь прошел без всяких приключений, и несколько дней спустя путники достигли Старого Города.
Фиолетовый магистр уже ждал их возле камня с надписью на трех языках, на том самом месте, где некогда состоялся Первый Совет. Чуть в стороне стояла машина, и около нее двое странников.
— Аларон! Равини! Привет вам!
— Привет и вам, — откликнулась Равини.
— И тебе, Роллон, тоже привет, — улыбнулся Аларон так, словно встретился с ним последний раз позавчера в придорожном трактире.
— Обрат из Илорта, — представился выглянувший из кабины странник. — Не Обра́т, а Обрат, прошу не путать. Обрат с ударением на «а» — это не что иное, как снятое молоко.
— Марон из Крихены, — представился Марон. И тут же обратился к Фиолетовому магистру:
— Я правильно понял? Ты хочешь, чтобы я доставил в Старый Город Сокровище Последнего Магистра?
— Да. Я прошу тебя именно об этом.
— Хорошо, я могу сделать это. Но зачем?
— То есть?
— Не далее как прошлым летом ты просил меня спрятать жезлы, никому их не показывать и ни с кем о них не разговаривать. А теперь, как я понимаю, ты хочешь созвать Совет Семи и вручить им жезлы. Так?
— Да. Именно так.
— А что изменилось-то? Ну, нашли мы этот камень. Ну и что? Что он такое? Десять тысяч лет Орден без него жил, и ничего.
— Двойная Звезда потерялась задолго до Катастрофы, это так, — кивнул магистр.
— И до основания Ордена. Ну, отыскалась. Ну, хорошо. А какое она отношение имеет к Ордену, кроме названия, конечно? Ну да, я знаю, что Двойная Звезда — знак и образ Мира. Так ведь и каждый рыцарь Ордена сам по себе есть знак и образ Мира. Смотри Устав, параграф второй.
— Да гласит второй параграф Устава: «Как Орден в целом, так и каждая его провинция, каждая крепость, каждый отряд и каждый рыцарь есть Знак и образ Мира, — четко, как на празднике Посвящения, произнесла Рэн. — Храня все это, мы храним Мир и Жизнь как неотъемлемую его часть».
— Насчет «да гласит» в Уставе нет, — возразил Марон.
— В Уставе нет, — согласилась Рэн. — А в Протоколах Первого Совета есть. Я по ним цитирую.
— Но это в конце концов неважно, — не сдавался Марон. — Важно то, что по Уставу Орден в целом уже сам по себе есть знак и образ Мира.
— По букве Устава — да, — согласился магистр. — А на самом деле? Зеленая провинция, где тайно разрабатывали запрещенное оружие — она тоже знак и образ Мира? Или Оранжевая, где добывали уран? И тоже тайно. Да ведь Последний Магистр именно потому и спрятал жезлы, что понимал: если Орден воюет с Орденом, он уже не знак и не образ. Даже больше: если Орден будет еще и претендовать на это — конец света неизбежен.
— Но я все-таки не понимаю вот чего: что изменилось? Ну да, нашлась Двойная Звезда. А что от этого изменилось в Ордене?
— Дело не в том, что она нашлась, — возразил магистр. — А в том, что вы ее очистили. Теперь будет очищаться мир. И Орден вместе с ним. Именно поэтому я решил вручить Ордену Сокровище Последнего Магистра.
— Вот как… — Марон надолго замолчал.
— Хорошо, я принесу его, сказал он спустя некоторое время. — мне отправляться в Хорсен прямо сейчас или подождать до завтра?
— Прямо сейчас, ответил магистр. — И, пожалуйста, постарайся успеть за две недели.
— А, может, лучше на машине? — набравшись наглости, спросил Марон. Ему не очень хотелось сразу же после похода от Лахуста до Старого Города топать еще и в Хорсен. Тем более, что странствовать он вышел в первый раз после болезни и, честно говоря, от перехода по горам устал смертельно.
— Можно и на машине, — согласился магистр, внимательно поглядев на Марона. — Тогда время у нас еще есть.
…Гномы под руководством Роллона восстановили Дозорную Башню за двенадцать суток, так что к тому дню, когда семеро магистров собрались в Старом Городе, Башня снова стала такой, какой она была еще задолго до Первого Совета. Самое трудное заключалось в том, что изначальный ее облик помнил только Роллон, и ему никак не удавалось объяснить гномам, какую стену надо ломать, а какую — оставить. Говорят, в древние времена для этой цели сочиняли толстую книгу под названием «Проект реставрации», да только как этот проект должен выглядеть — Роллон не представлял себе даже отдаленно. Да и времени на это у него не было.
Из положения удалось выйти, разыскав в ближайшем лесу кикимору. Кикиморы, или уууа, как они сами себя называют, обладают умением создавать иллюзии, почти неотличимые от реальности. И создают он их, читая чужие мысли. Так что если ночью в лесу вам вдруг покажется, что ветви деревьев превращаются в жадные когтистые руки, пытающиеся вас схватить, то почти наверняка это работа кикиморы.
Но на самом деле то, чем пугает уууа — это ваши же собственные страхи. И потому в лес надо идти с чистой душой и ни в коем случае его не бояться. Тем более нельзя в лесу хулиганить — рубить без толку живые деревья или вырезать на коре ножом похабные слова. Чаще всего это оборотная сторона того же страха.
Роллон при помощи кикиморы создал иллюзорный образ Дозорной Башни, просто думая о том, как она выглядела раньше. И каждый гном, имея перед глазами то, что ему надо было сделать, работал уже гораздо более осознанно.
Впрочем, «просто»
