поймешь, то ли монашка, то ли миллионерша…
– Это у нее теперь такой вид. А когда она приехала сюда, выглядела сексбомбой. Все болтали, будто Миликов подобрал ее в элитном стриптиз-клубе.
– Я Вам налажу магнитофон, Аня. У меня на это рука набита. Последние годы я занималась этим регулярно. Я ведь профессиональный музыкант.
Анна Петровна нашла кассеты с записями бесед Миликова с ее мужем и подала их Пазевской. Лина поставила запись и ушла, плотно прикрыв за собой дверь.
Через час в ординаторской появилась Аня. Она была чрезвычайно бледна, под глазами синели огромные круги.
– Я ве бросила на столе. Если можете, верните все на места. У меня нет сил. Я приму лекарство и пройдусь по палатам. Еще одна такая ночь, и я стану здесь пациенткой.
Загорина вышла, а Пазевская, наведя порядок в кабинете Миликова, навесила на дверь замок и спокойно улеглась отдыхать.
В шесть утра она уехала, оставив Загориной номер своего телефона, а в восемь ей позвонил Алкис. Он беспокоился о ее здоровье – узнал от Николая, что накануне вечером Лине стало плохо в больнице, и она осталась там ночевать под присмотром врачей.
В девять с Эвелиной связалась Аня. Она поблагодарила Пазевскую за помощь в получении информации и сообщила, что Ми-Ми уже приступил к работе, не обнаружив следов их пребывания в своем логове.
– Я, Лина, беру больничный на неделю. Знаю, у Вас в городе нет друзей, поэтому приглашаю к себе. Приходите в любое время. Я теперь живу одна. Сын учится в Киеве, а муж испарился. Полагаю, Вы меня поймете лучше других.
Эвелина Родионовна поблагодарила Загорину за внимание и пообещала навестить ее в первый же свободный вечер.
3
День у Пазевской прошел в напряженных организационных хлопотах. Она съездила в Институт искусств, чтобы повидаться с доцентом Гиликовой, в класс которой обычно пристраивала своих выпускников, затем нашла Зухру и та познакомила ее с двумя студентками, согласившимися за умеренную плату сделать генеральную уборку в квартире Тани. После этого Эвелина оформила вызов на дом работников химчистки и созвонилась с Алкисом, договорившись о том, что он пришлет нескольких стажеров помочь ей переставить мебель. Вечером же, после небольшого отдыха, она накормила ужином Валю, которая зашла для того, чтобы познакомить Лину с соседкой.
– Баба Лина, у Вас тут коробка с пирожными. Это для тети Оли? Решили с ней подружиться? Вот это да! Не понимаю, что может быть общего между Вами и этой полуграмотной уборщицей? – удивилась девушка.
– В этом жизни все возможно. Зачастую, женские судьбы бывают очень похожи. И это совершенно не зависит от образования. К тому же, ты о своей соседке, толком ничего не знаешь. Как же ты можешь судить об уровне ее развития? Ну а потом, скажи, есть ли разница в социальных статусах уборщицы и домработницы? Если мне не изменяет память, ты сама причисляешь меня к этой категории. Или со вчерашнего утра что-то изменилось?
Валя передернулась, и, схватив куртку, вышла из квартиры.
… Соседка оказалась женщиной лет пятидесяти, очень подвижной и деловой. Квартира ее, хоть и не отличалась изысканным вкусом, была, тем не менее, чистой, ухоженной и до отказа набитой дорогими вещами. В комнате, помимо превосходной мебели, стоял телевизор последней модели, на окне был установлен кондиционер, в ванной – высококачественная стиральная машина– автомат.
Оля приняла гостей радушно, быстро накрыла на стол, выставив дефицитные продукты и отличную водку.
– Я убираюсь в Солоне Красоты, что напротив центрального сквера. Работаю посменно. Приходится оказывать разные услуги нашим мастерам, и заведующей. Вот и не нуждаюсь. А наши подъезды мою не только потому, что люблю ходить по чистой лестнице. Я с соседями поддерживаю знакомство. А они, в случае чего, не отказывают в содействии… Среди них есть очень влиятельные люди.
Оля и Лина разговорились почти сразу. Обе женщины были не молодыми, одинокими, деловыми и активно пытались обустроить свою жизнь, посему, тем для разговора у них было не мало. Узнав, что Эвелина год назад схоронила близкого друга, Ольга рассказала ей, как пятнадцать лет тому назад погиб ее муж.
– В то время он работал следователем. Вел несколько крупных уголовных дел. Как-то под вечер возвращался домой на мотоцикле… Его застрелили… Тогда перетрясли всех, кто был на подозрении. Но так никого и не нашли.
Оля вытащила семейный альбом и показала фотографию, на которой они были изображены на крылечке небольшого сельского домика.
–У Вас был очень симпатичный супруг…Эта Ваша хатка? Какая миленькая! – воскликнула Эвелина Родионовна.
– Была наша. Я поменяла ее на эту квартиру. Почти сразу после гибели мужа. Рийден помог. Он знал моего Гену. После того, что случилось, я не могла там оставаться. К тому же здесь центр, все удобства. Дом то в Сергеевке. А там за ним разве одна углядишь? А потом, здешние хозяева мне хорошо заплатили. Очень хорошо. На эти деньги я не только мебель, но и всю бытовую технику купила. Понимаете, я за своим Гордиенко была, как за каменной стеной. Не работала… А как его не стало, поняла, на старости лет мне пенсия понадобиться. Это ведь живые деньги. Без них не обойдешься! Не заметишь, как уплывет все, что накопила. А после, что прикажете делать? По миру идти?
Слова собеседницы заставили Эвелину Родионовну глубоко задуматься: поглощенная идеей вырвать дочь из цепких когтей Михаила, она изменила своим многолетним привычкам, начав швырять деньги. Неожиданно для себя, она почувствовала вкус к красивой жизни, и теперь ее потребности значительно превышали пенсию, на которую, весьма возможно, ей придется существовать еще долгие годы.
Пазевская решила поразмыслить на эту тему попозже и в другой обстановке, и чтобы перевести разговор в нужное ей русло, спросила хозяйку, не повесили ли власти памятную доску на их дом в Сергеевке, пояснив, что это самая малость, чем государство может отплатить семье погибшего. Лина, конечно, стремилась вызвать Олю на разговор о тех, кто теперь там живет, однако, ей и в голову не пришло, что ее замечание вызовет такой взрыв эмоций. Ольгу, по всей видимости, эта тема чрезвычайно волновала, и она разразилась целым словесным потоком.
– Забыли все моего Гену. Я в Сергеевке бываю регулярно, там живет моя двоюродная сестра Людмила с дочкой Катей. Они мои единственные родственники. Так от них я все знаю о Гавриловых. Ну о тех, что поселились в моем доме… Понимаете, здесь, до того как мы обменялись, жила старуха Гаврилиха с внучкой Надькой. Уезжали они отсюда голые и босые. Увезли
