обратно, но тут мне позвонил Миэль. Я остановился, чтобы поговорить с ними, и тут увидел, как ты возвращаешься домой.
Пауза.
– Как вы оба возвращаетесь домой.
Я замираю. Решаю не лгать, но поделиться правдой я еще не готова.
– Ро. Я не изменяю тебе, – говорю я.
– При всем уважении к тебе, Мэйв, как ты думаешь, смогу ли я в это поверить?
Я не знаю, как ответить. Я пытаюсь найти способ, который бы не разрушил все планы «Маленькой частной церемонии». На мне проклятье, которое в конечном итоге может превратить меня в абсолютное зло, но ничего страшного, пожалуйста, продолжайте свои дела, как было запланировано.
– Мы были в школе, – продолжаю я, все еще придерживаясь правды. – Я хотела проникнуть в Ложу. Так мы могли бы войти и выйти, не подвергая опасности остальных. Нам же нужно получить больше сведений о том, что там происходит. Что-то вроде разведки перед боем. Операции по установлению фактов.
И мне было интересно, как у меня получится мстить в роли Домохозяйки.
Ро медленно кивает, и я чувствую, как его мозг сканирует каждое мое предложение, изучая его логику.
– Итак, ты ушла, а потом позвонила Аарону.
– Да, – отвечаю я, понимая, что это ложь и что звучит она не очень убедительно, хотя это и лучше, чем признаться в том, что я Домохозяйка.
– Зачем?
– Ну, я же говорила. Он единственный, кроме меня, кто…
– Я в том смысле, почему это должно быть тайной? Почему ты не могла посвятить всех нас в этот план?
– Было уже поздно.
– Ты могла бы подождать.
– Я не могла.
– И как все прошло?
– Что?
– Разведка Ложи.
– Ну… мы решили туда не идти.
Ро внезапно швыряет электрогитару через весь сарай, и она ударяется о заднюю стену, сшибая доску с бумажными листками на пол. Я в шоке вскакиваю с ящика.
– Господи, Ро, ты что, не надо так!
– Прости, это ты говоришь мне чего-то не делать?
– Я испугалась. Это страшно. Страшно, когда кто-то что-то бросает.
– Не тебе говорить, что страшно, а что нет. Страшно – это когда твой любимый человек сбегает с кем-то, кто когда-то хотел уничтожить тебя. Он пытался разрушить мне жизнь, забыла? Пытался разрушить всем нам жизни.
– Разумеется, я помню. Я никогда об этом не забываю.
– Так вот как теперь? Сначала романтичная связь с налетом квира, потом интрижка с мистером фундаменталистом? Довольно крутой поворот, не правда ли?
Теперь мы кричим друг на друга. Раньше мы никогда не кричали. Бывало, что спорили, но не кричали.
– Ни с кем я не убегаю, Ро! Я пытаюсь решить проблему, которую ты эгоистично счел слишком ничтожной для своего внимания.
О нет! О нет! Почему я не затыкаюсь? Почему продолжаю нести какую-то чушь? О Боже, если ты есть, пожалуйста, заставь меня заткнуться!
– Какие-то негодяи завлекают в свои сети подростков и молодых людей нашего возраста, морят их голодом в каком-то заброшенном здании, а от тебя слышно только одно: «О, наша группа что-то плоховато сегодня порепетировала». Ну, то есть ты серьезно? Раньше мне казалось, что ты стремишься защищать других людей, отстаивать их право на свободу, независимость и свое мнение. Или это только при том условии, что они будут боготворить тебя и твою группу?
Никогда раньше я не видела Ро настолько сердитым. И сама не выходила из себя настолько. Теперь речь идет даже не обо мне с Аароном. Речь обо всем, о каждом невысказанном упреке, о каждом поводе для раздражения, который мы считали слишком мелочным для наших «взрослых» отношений. Теперь же оказывается, что никуда эти мелочи не девались, а скрыто копились до поры до времени.
– И это Мэйв Чэмберс обвиняет меня в эгоизме! – восклицает Ро, вскидывая руки в раздражении. – Вот это поворот, прямо как в романе.
– Я знаю, что электричеством в группе заведует Лили, но мне кажется, что роль громоотвода почему-то должна выполнять я. А вы с Фионой такие «возвышенные», на белых конях. Смотрите свысока и пользуетесь каждой возможностью обвинить меня в стервозности. Тогда как я просто пытаюсь реально сделать хотя бы что-то.
– Как? Набрасываясь с кулаками на случайных девочек на вечеринке? Шушукаясь о чем-то своем с Аароном? Тоже мне деятельность, достойная Нобелевской премии. Фиона рассказала о том, чем вы занимались на той вечеринке. Я сначала даже не поверил. Ну да, можно сказать, мы с Фионой на «белых конях», но только потому что сами почему-то не плюхались в грязь и не барахтались в ней.
Внезапно мы замолкаем. Как будто не можем поверить в то, что только что сказали друг другу. То, чего уже не вернешь.
Я уже собираюсь нарушить молчание – сама не знаю чем, – как Ро поднимает большой серый ящик с инструментами для починки гитар, стоящий рядом с усилителем. В маленьком отделении лежат серебряные монеты. Ро вынимает одну и разглядывает ее.
– Лили мне дала две такие штуки и сказала, что если когда-нибудь ее электричество выйдет из-под контроля, то я должен повесить одну ей на шею, как когда-то пытались сделать «Дети». Чтобы никто не пострадал.
Я сажусь на край усилителя и протягиваю руку. Ро опускает в нее монету. Я уже и забыла, каково ощущение от них – будто к тебе прилипла тысяча крохотных лапок ящериц.
– Если мы хотим поговорить по-настоящему, надень ее, – продолжает Ро.
Я поднимаю голову в потрясении.
– Ты же не серьезно, Ро?
Некоторое время назад мне даже хотелось держать при себе одну из таких монеток, чтобы приглушать свою силу. Но теперь эта идея почему-то приводит меня в ужас.
– Думаю, что серьезно. Я и сам точно не могу сказать, но дело в том… с тобой что-то происходит, Мэйв, я не знаю, что именно, но я не совсем доверяю тебе. Лучше бы ты не читала мои мысли, пока мы разговариваем.
– Но почему? – отвечаю я и чувствую, как по моим щекам скатываются слезы. – Почему нет?
– Не хочется, чтобы ты делала какие-то выводы раньше меня.
– Я и так не собиралась читать твои мысли. И не буду читать, Ро. Честное слово. Ни разу не прочитала, пока мы здесь.
Ро просто разглядывает серебряную монету на моей ладони.
– Ну а если не собираешься, то какой в этом вред? С таким же успехом можешь и надеть.
Я швыряю чертову монету через все помещение. Она ударяется о бас-гитару Пэта, позаимствованную для демозаписей, и издает громкий звон. Бас-гитара с грохотом падает. Мы продолжаем смотреть друг на друга.
– Поверить не могу, что ты требуешь это от меня, – говорю я, дрожа от ярости. – Сделать то, что
