– Ты хочешь сказать, что он до сих пор ее любит?
– Не знаю, – выдавил из себя муж, – я никогда не обижался на отца за то, что он скрыл от меня тайну семейного проклятия, не винил за сорванную помолвку с Эмми. Я ненавидел его за то, что он забыл маму. После ее смерти он ни разу не вспоминал ее, словно ее никогда не было.
– Он не виноват.
– Да, – ответил Вышинский, – виновата королева.
Я встала и подошла к мужчине. Положила ладони ему на плечи и легонько сжала. Представляю, как ему сейчас больно.
– Не злись на нее, – мягко произнесла я, поглаживая шов на воротнике, – Ванда выросла капризным избалованным тираном, вся вина на бабушке.
Хотя… даже Марфе я могу найти оправдание. Кто знает, что бы сделала я на ее месте? Если бы увидела смерть любимых детей? Если бы у меня на руках остался единственный на свете родной человек?
– Я и не злюсь. И не смогу навредить ей, все-таки Минелай – мой брат, как ни крути, – наследный лорд обернулся и посмотрел на меня снизу вверх, – он хороший добрый мальчик, я очень привязался к нему.
Вышинский взял мою руку и поднес к лицу. Медленно, с каким-то странным наслаждением провел губами по коже, вдыхая мой запах, и принялся целовать подушечки пальцев, смотря в глаза. Обстоятельно, неторопливо, чуть касаясь кончиком языка. Невинная ласка вызвала внутри меня бурю. Дрожь охватила тело, бешено заколотилось сердце, и заполыхали щеки. Я смущенно потянула ладонь на себя. Мужчина на мгновенье сжал ее и поддался, отпуская. Взгляд был серьезным.
– Спасибо за ужин, – пролепетала я, отступая, – пойду к себе, еще почитаю. Может быть, даже напишу что-нибудь про ведьм.
Губы Вышинского дрогнули, словно он собирался улыбнуться. Мужчина встал с кресла и склонил голову.
– До завтра.
– До завтра, – эхом ответила я и выскочила через стеклянную дверь.
Просьба мужа захватила меня. Перевалило за полночь, а я все сидела над заметками. Я решила начать с самого начала, с двенадцати лет. Записывала все: свои тренировки в лесу, промахи, неудачные желания, как то лето или нищего старика. Набросала план путешествия в столицу, не упуская ничего, даже архитектора упомянула. Кто знает, может быть, мои записи помогут какой-нибудь новорожденной ведьме. Вдруг услышала, как в соседней комнате что-то упало. Раздалось сдавленное ругательство. Вышинский еще не спит? Я отложила карандаш и прислушалась к глухим, едва слышным звукам.
Звякнул стакан или что-то стеклянное. Он пьет? Вполне объяснимо – сегодня муж сделал много неприятных открытий.
Вдруг дверь, соединяющая наши комнаты, тихонько скрипнула и отворилась, в проеме показался Вышинский. Увидев меня сидящей за журнальным столиком, он потрясенно замер. На лице мелькнуло смущение и сразу же пропало, сменившись ничего не выражающей маской.
– Я думал, ты спишь, – он сделал шаг внутрь, но не переступил границу.
– Пишу мемуары, – ответила я, мысленно удивляясь: зачем ему входить в мою спальню, если он рассчитывал застать меня спящей?
– Дашь почитать, когда закончишь?
– Конечно.
Мы замолчали. Ночь и тишина сузили пространство вокруг до минимума. Стены спальни сдвинулись, заключая нас двоих в тесном мирке, приковывая друг к другу взглядами. Голова закружилась, и почему-то перестало хватать воздуха.
– Я хотел пожелать тебе спокойной ночи, – мне послышалось ожидание в хриплом низком голосе. Я нервно сглотнула. Этот взгляд я знаю. Он очень похож на те, которые бросали на меня посетители таверн, где я работала. Правда, они сразу же получали ответ – разлитую на колени кружку пива или перевернутую тарелку супа. Из-за их взглядов меня передергивало от омерзения. От взгляда Вышинского же становилось тревожно и сладко. Он завораживал, волновал, пробуждая в душе странную тягу – подойти к нему, коснуться груди, вдохнуть запах, ощутить его губы на своей коже.
Вот она – разница между похотью и желанием. Крошечная, почти незаметная, но принципиальная, меняющая все на свете.
– Спасибо, – ответила тихо и добавила с робкой улыбкой: – Не буду желать тебе того же. Я рассказывала, чем это может грозить.
Глаза мужа сверкнули.
– Тогда не нужно, – он коротко поклонился. – Я пошел?
Странный вопрос. И какого ответа он от меня ждет?
– Иди.
Мужчина застыл на пару секунд, потом развернулся и тихо вышел. Я еще долго смотрела на закрытую дверь, стараясь унять колотящееся сердце.
Глава 24
Свершилось! Рано утром принцесса Лилия со свитой въехала в Корнол. Сегодня начинается череда празднеств, посвященных победе над содружеством северных королевств, и открывал ее грандиозный бал в главном зале дворца. А завтра на закате в центральном Храме состоится бракосочетание наследного принца Аскании Минелая Гайовы и принцессы Лилии Обри, старшей дочери короля Аттана.
Кортеж медленно двигался по улице Роз. Казалось, на тротуарах собрались все жители столицы. Они громко приветствовали принцессу, осыпали цветами. Крики стояли такие, что я не слышала собственных мыслей – окна моего кабинета выходили на улицу.
Поняв, что, пока кортеж не скроется за поворотом, я не напишу ни строчки, отложила карандаш и вышла на балкон. Карета с принцессой как раз проезжала мимо. Девушка радостно улыбалась, махала ладошкой будущим подданным, а я подалась вперед, стараясь лучше рассмотреть ее лицо. Уж слишком оно показалось мне знакомым. Увы, Лилия отвернулась, и я смогла увидеть лишь темный затылок. А затем карета скрылась за деревьями.
Я задумчиво отступила в комнату. Что я знаю о ней? Самая выгодная невеста этой части материка. Девятнадцать лет, красавица и умница. Скромная, воспитанная, набожная. Ее руки просили многие. Король Аттана все никак не мог определиться, кому же выгоднее продать дочь, в итоге наше королевство показалось ему самым перспективным. Особенно после того, как мы победили Фрамору.
А я все думала, почему он так тянет с приездом принцессы. Конечно, после поражения в войне помолвка бы автоматически разорвалась.
Бальное платье привезли несколько дней назад. Расшитое золотой нитью и крошечными бриллиантами, оно сверкало всеми цветами радуги даже в темноте. Вечером на закате я приходила в будуар любоваться. Обходила манекен, трогала тончайшее ручное кружево и острые искрящиеся
