вытирала уголки глаз.
— Бегите, Сергей, не теряйте времени, — сказала она грустно.
— А вы?
— Я поднимусь к отцу. Надо ему всё рассказать, пока Фитч не пришёл в себя. Не каждый день в посольстве творится такой пандемониум… Сергей!
Она опустила глаза и прижала руку ко рту.
— Что, Элен?
— Мы больше никогда не увидимся, — с трудом сказала она. — Ну, вот так… Я знаю. Вспоминайте обо мне, ладно?
Она потянулась к Сергею, коснулась тёплыми губами его губ, согрела лёгким дыханием холодную щёку. И оттолкнула.
— Да бегите же! И не оглядывайтесь.
Но всё-таки, отойдя метров на десять, Сергей оглянулся. Элен смотрела вслед, и столько печали было в её лице, что сердце зашлось от внезапной тоски. Сергей невольно замедлил шаг. Словно в ответ на его нерешительность девушка покачала головой, — отвернулась. В этот момент посольская дверь распахнулась настежь, и на пороге возникла мисс Канингем. Вот ведь, в каждой дырке затычка… Всплеснув руками, мисс Канингем сорвала с себя шаль и заботливо укрыла плечи Элен. При этом она что-то энергично кудахтала, сердито поглядывая в сторону Сергея. Элен взялась за дверную ручку, и через мгновение красная блузка скрылась за посольской дверью. Вот и всё…
— Сергей Васильевич!
К Белозёрову быстро шёл неприметный человек в тёмном пальто.
— Вы кто? — спросил Сергей хмуро.
— Я от Ефимова. Ждал вас.
— Ждали?
— Ну да. Собственно, я ещё с утра подъехал к посольству вслед за вами. Ефимов велел ждать, и, если до пяти вечера вы не выйдете, сообщить ему. Ну, слава богу, вы появились.
— Воистину слава… — сказал Сергей. Давила внезапная усталость, сил ни на что не было. Даже ноги слушались плохо.
Твёрдая рука незнакомца поддержала его.
— Пойдёмте, у меня тут недалеко карета. На вас лица нет. Случилось что-нибудь?
— Ещё как случилось…
— Тогда сразу едем к Ефимову!
Глава восемнадцатая
Бесспорно, и Победоносцев, и Черевин относились к ближайшему окружению императора. Однако на доклад к Александру вместе ходили крайне редко, — уж очень ведомства разные: один занимался государственной политикой, другой безопасностью самодержца. И если нынче они вошли в императорский кабинет рука об руку, то лишь потому, что английское дело объединило в себе оба направления.
В гатчинской резиденции всё шло своим чередом. Высочайший стол, свидетельствуя о работоспособности хозяина, был завален бесчисленными документами, — как всегда. Но сейчас Александр, оставив бумаги, сидел в кресле и внимательнейшим образом слушал Константина Петровича и Петра Александровича. При этом, чем дальше, тем больше хмурился, бросал короткие реплики, курил папиросу за папиросой.
— Вот, значит, как… — негромко, словно размышляя вслух, произнёс, когда Победоносцев закончил доклад. — Мало им, что прадеда Павла убили, теперь ко мне подобрались…
Ни тени страха в голосе императора не было. Констатация, и только. Пройдя Русско-турецкую войну, он знал цену опасности и умел встречать её со спокойным мужеством. Сейчас он скорее испытывал гнев и омерзение сильного человека, у ног которого ползает норовящий укусить гад. И где? В собственном доме… Подняв голову, пытливо взглянул на сподвижников.
— И всё-таки хочу ещё раз убедиться, что ошибки нет. Иллюзий насчёт англичан отродясь не питал, о судьбе прадеда знаю, но всё же… Почти девяносто лет прошло. Неужели ничего не изменилось?
— А что могло измениться, государь? — ответил Победоносцев вопросом на вопрос. — Пальмерстон[4] ещё тридцать лет назад в палате общин сказал на весь мир: «У нас нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов. Вечны и постоянны наши интересы, и наш долг — следовать этим интересам».
— Прямо наизусть выучили…
— И не захочешь, а выучишь. Пока интересы пересекаются, — в Средней Азии, на Балканах, на европейских рынках, да где угодно, — не будет у нас врага злее Англии. Франция, Германия, Австрия тоже не сахар, но куда им до англичан! В жадности, коварстве и подлости Британия любого за пояс заткнёт. И что самое печальное, — мощь позволяет диктовать свои условия любому. Вспомните Сан-Стефанский конгресс. Всё, что навоевали в Русско-турецкой, прахом пошло. Все жертвы, все затраты, все усилия… И отец ваш, Царство Небесное, ничего не мог сделать: силы Англии и России были просто несоизмеримы. А как только мы сами начали расти и свои интересы соблюдать, так сразу в крик: не сметь! Взять хотя бы их недавний демарш по поводу взятия Коканда…
— Да если бы только в крик, — подал голос Черевин. — Здесь какая-никакая дипломатия, всё явно и очевидно. Хуже, когда работают секретным образом, без единого звука. Тут уж вообще играют без правил и без оглядки. А играть умеют виртуозно, не отнять. Мы их агентурную сеть в России, дай бог, только наполовину вычислили.
Император угрюмо кивнул.
— Вернёмся к поезду, — напомнил он.
— Как уже говорили, прямых улик нет, государь, — сказал Черевин. — Есть, однако, факты, и факты красноречивые. Факт первый: за три дня до рейса на кухню устроился работать некий Николай Ефременко. Втёрся в доверие к поварам, те рекомендовали его коменданту поезда, а тот и рад, — рабочих не хватает. Тем более, что и документы у парня оказались в полном порядке, и рекомендации хорошие. Факт второй: примерно за час до крушения на станции Тарановка Ефременко отпросился выйти покурить и не вернулся. Факт третий: среди уцелевших работников кухни двое определённо заявили, что перед тем, как поезд сошёл с рельсов, различили звук, напоминающий взрыв. Я сам его слышал, о чём и докладывал раньше. Факт четвёртый: путь этого Ефременко от станции Тарановки удалось проследить. Добрался до города Змиева, оттуда поездом в Киев, затем поездом же в Москву. Похожего по описанию человека видели на Николаевском вокзале, — брал билет третьего класса до Санкт-Петербурга. В столице он, увы, потерялся… Если это не заметание следов, то что?
Император вытянул ноги в начищенных до блеска сапогах, закурил очередную папиросу и жестом разрешил сделать то же самое генералу. Не куривший Победоносцев лишь вздохнул, — про себя, разумеется.
— Ключевой вопрос: кто таков Ефременко? — продолжал Черевин, доставая портсигар. — Очевидно одно: по говору, манерам и повадкам это русский. Тут свидетели единодушны. С другой стороны, — смелость, жестокость, хладнокровие, навык работы со взрывчаткой с головой выдают в нём профессионального боевика. Руководящий следствием полковник Ефимов, естественно, дал команду проверить архивы с досье на членов «Народной воли». Детали опускаю, государь, скажу только, что поиск вывел на некоего Арсения Калюжного. Любимец Желябова, опаснейший террорист, в своё время участвовал в подготовке покушения на вашего батюшку, Царство ему Небесное. Описание совпадает не полностью, но это и понятно: за многие годы человек мог измениться. Однако примерный возраст, основные приметы, рост, —
