вы хотите поговорить с нами, — сказал он.
— Присаживайтесь, — ответила Катя.
Они сели напротив. Она осматривалась. Он внимательно чуть-чуть исподлобья глядел на Катю.
— Только Маша не няня, а младший воспитатель. Но в остальном все верно.
— А какая разница между няней и младшим воспитателем? — спросил он.
— В общем, разницы нет. Просто должность теперь называется иначе.
— Вот как, — кивнул он.
— А вы знаете, чем отличается экорше от эщкере? — внезапно спросила она.
— Честно говоря, первый раз слышу эти слова.
— А.
Кажется, она едва заметно ухмыльнулась.
— И чем они отличаются? — спросила Катя.
— Это в принципе не имеет значения, — вмешался он. — Давайте к делу. О чем вы хотели поговорить?
— О вашем сыне, конечно. Нам необходимо обсудить кое-что серьезное. Для этого я вас и вызвала.
«Эщкере — экорше — эршоке — эщерке — эркеще», — крутилось в голове.
— Вызвали? — спросила она. — Так говорите, будто мы ваши подчиненные.
— Нет-нет. Я хотела сказать, что пригласила, конечно, — смутилась Катя. — Давайте познакомимся. Меня зовут Жукова Катерина Дмитриевна, я заведующая детским садом.
— Да, у вас на двери это написано, — сказал он. — Рады знакомству, как говорится.
Она достала из сумочки «Твикс-мини» и отправила в рот, содрав шелестящий фантик.
— А мне? — Он протянул ладонь.
Она достала «Сникерс-мини».
— Я хочу «Твикс», — сказал он.
— Это был последний, — ответила она. — И он подсох. Бери «Сникерс».
Катя кашлянула. Они одновременно на нее посмотрели.
— Болеете? — спросила она.
— Вовсе нет.
— Дать вам пастилку для горла? — спросил он.
— Спасибо, не надо, — медленно ответила Катя. — У меня не болит горло. Я здорова.
— А кашляете, — сказала она. — Или это из-за курения?
— Я не курю.
— Бросили?
— И не курила никогда. Отвратительная привычка. Терпеть не могу табачный дым.
— Не хочу «Сникерс», — сказал он.
— А «Баунти»?
— Ну давай…
Он содрал фантик и сунул конфетку в рот.
— Ой, а вы не хотите? — спросила она. — Есть еще пара «Сникерсов», есть один «Марс», «Баунти» и «Кит-кат».
Катя сцепила пальцы в замок.
— Давайте поговорим о вашем сыне.
— И то верно, — согласился он. — Говорите.
— Ну…
Ее перебил смартфон, заигравший песню «I'm Deranged». Звонил Валерий.
— Простите, — пробормотала Катя.
«Валерик пропал», — промелькнуло в голове. От этой мысли у нее потемнело в глазах.
— Ничего страшного, — ответила мама Гитлера.
— Да, — сказала Катя шепотом. — Что случилось?
— Я хочу тебе кое-что показать, — ответил Валерий. — Только что придумал.
— Ты о чем?
— Послушай. Грех! Грех! Огонь! Огонь! На колени, безволосые! Целуйте следы наших ног! — заорал Валерий. — Бездушные животные, вы не заслужили иной участи! Только копошиться! Ползать! Издавать постыдные звуки! Ваши мягкие животы, о, ваши мягкие животы!
— Подожди! Стой! Что ты говоришь?
— Бездна и тьма! Ураган! Восторг! Немыслимое! Невыносимое! — продолжал Валерий.
— Да что ты несешь?!
— Я это написал сейчас, — ответил он. — Монолог Горохова.
— Какого Горохова?
Валерий засопел:
— Это герой моей пьесы. Ты забыла?
— Послушай, мне некогда. Я работаю…
— А я нет? И вообще, что ты хочешь этим сказать? На что ты намекаешь?
— Ни на что. Просто мне некогда. С Валериком все в порядке?
— А при чем тут Валерик? Он уроки делает.
— Я перезвоню.
Катя нажала отбой. От смущения хотелось стать невидимой. Родители Гитлера внимательно смотрели на нее.
— Все в порядке? — спросил папа Гитлера. — Можем продолжить?
— Да, — отозвалась Катя. — На чем мы остановились?
— Мы еще даже не начали, — сказала мама Гитлера. — Вы все хотите что-то про нашего сына сказать.
— Да. Так вот.
Катя приоткрыла рот и тут же закрыла. А как правильно это что-то сказать? Валерий сбил с толку. В голове крутилось: «Грех! Огонь! Ураган! На колени!»
— Э-э-э, — сказала Катя. — Ну-у-у… А вы сами не догадались еще?
Они переглянулись.
— А должны? — спросил папа.
— Думаю, не должны, — сказала мама. — Странный какой-то разговор, Катерина Дмитриевна. Что-то мне стало не по себе.
— А я, кажется, понимаю, в чем дело. Хотя и не уверен.
— Правда? Скажи.
Папа свел пальцы в троеперстие, будто собираясь перекреститься, и потер большим о средний и указательный.
— Об этом речь? — спросил он, глядя Кате в глаза.
— Ну, начинается! — сказала мама. — На что в этот раз? Очередной ремонт? Замена сантехники?
— Может, опять нужен свежий песок для песочниц, — хмыкнул папа.
Катя слегка вспотела и ощутила нехватку кислорода.
— Да вы что! — сказала она. — Как вам в голову такое пришло?
— А что тут удивительного? — ответила мама. — Ваша предшеф… Предшвест…
— Предшественница, — четко выговорил папа.
— Да. Она постоянно ремонтировала. Правда, не очень заметно.
— Ее, как видите, уже уволили, — сказала Катя.
— Пф-ф-ф. Я узнавала, она теперь директор в детском доме, — сказала мама. — Хорошо быть дочерью депутата.
— Или сыном, — сказал папа.
Смартфон издал плямканье. Катя посмотрела. От ее мамы пришло голосовое сообщение. Длинное. Что там опять случилось? Стало тревожно. Разболелась голова. Захотелось вдруг попросить этих людей уйти, а потом залезть в шкаф и свернуться в позе эмбриона.
— Дома неприятности? — спросил папа.
Катя погасила экран.
— Простите, но вас это не касается.
— Безусловно, — хмыкнул он.
— Прощаем, — добавила Гитлериха.
— Давайте уже обсудим вашего сына.
— Так мы никак дождаться не можем. Начинайте. Мы слушаем, — сказал папа.
Катя сцепила руки так сильно, что ладоням стало горячо.
— Я пытаюсь быть деликатной.
— Это похвально. Мы это ценим, — ответил папа. — Только вот у нас мало времени. А разговор все не начинается. Давайте я вам помогу. Хорошо? Наш сынок нахулиганил? Может, он кое-что показывал девочкам? Или их просил показать?
— Насколько я знаю, ваш сынок ведет себя очень хорошо, — ответила Катя.
— Ну да, мы постоянно спрашиваем у няни, то есть младшего воспитателя, как он себя вел. И ни разу не услышали ни одного замечания, — сказала мама.
— Так в чем же тогда дело? — спросил папа.
— Дело в его имени. Оно чудовищное! Как вам вообще могло прийти в голову так назвать ребенка?
Сказав это, Катя испытала такое облегчение, что захотелось развалиться в кресле и вытянуть ноги. Она даже слегка улыбнулась.
— Ты слышала? — спросил папа у мамы.
— Я же не глухая, — ответила мама папе.
— И кто-то тут говорил о деликатности. Поразительно!
Мама закатила глаза, поджала губы и медленно пожала плечами:
— Хамство. Других слов не подберу.
— Но послушайте, — сказала Катя. — Вы же сами все прекрасно понимаете! Ладно бы мальчика звали… Не знаю… Да как угодно! Хоть Индюк. Хоть Винегрет. Тоже хорошего мало, конечно. Но хотя бы не возмутительно.
— Какой индюк? — сказал папа. — Что вы несете?
Мама достала из сумочки смартфон и нацелила на Катю.
— Я предлагаю вам два варианта… Вы что, снимаете меня? Перестаньте, пожалуйста.
Мама только ухмыльнулась.
— Это наше законное право, — сказал папа.
