class="p1">— Хорошо, снимайте. Если вам больше делать нечего.
Катя забыла, что говорила, закусила губу и уставилась в одну точку. Это была родинка у папы на подбородке.
«Интересно, как он бреется?» — мелькнула никчемная мысль.
— Говорите, говорите, — сказала мама. — Вы в прямом эфире.
— Я предлагаю вам два варианта, — вздохнула Катя. — Изменить сыну имя. Либо перевестись в другой детский сад. Правда, я уверена, что и там у вас возникнут проблемы. Да перестаньте вы меня снимать!
Она закричала. И подскочила. С трудом сдержалась, чтобы не выхватить смартфон из мамашиных рук. Та слегка хохотнула.
— А что вы так нервничаете? — спросил папа. — Если у вас дома неприятности, это еще не значит, что в этом виноваты мы.
— То, что происходит у меня дома, вас не касается, — ответила Катя.
— Да, точно, я и забыл, — сказал папа. — Вы же уже говорили.
Катя повернулась к маме вполоборота и прикрыла профиль рукой. Но все равно чувствовала себя неуютно.
— Я хотела бы услышать ваш ответ, — сказала она.
— Вопрос забыл, — сказал папа. — Вы постоянно сбиваетесь. Еще и кричите. Трудно уследить за мыслью.
— Либо вы меняете ребенку имя, либо переводитесь в другой детский сад. И пусть уже они с вами разбираются.
— Как вы грозно говорите, — сказала мама. — Прямо страшно.
— Ни то ни другое, — ответил папа. — Менять сыну имя мы не собираемся. И переводить его в другой детский сад тоже не собираемся. Тут удобно. И он привык. Ему нравится.
На подоконник сел голубь, поглядел через стекло, нагадил и улетел.
— Но, — сказала Катя. — А. Э. М.
И замолчала. Нужно было срочно придумать убойный аргумент. Прибить этих двух фашистов. Катя повернулась к ним, взяла смартфон и включила камеру.
— Снимаете нас? — спросил папа.
— Да, да! Я вас снимаю!
— Ваше законное право.
Некоторое время они сидели и снимали друг друга. У Кати случился легкий тремор, картинка подрагивала.
И памяти было маловато. На восемь минут видеосъемки. Когда минуло четыре минуты, Катя спросила:
— Вам не жалко вашего сына?
— Мы его очень любим и заботимся о нем изо всех сил и возможностей, — проникновенно сказал папа. — Он ни в чем не нуждается.
— Это ненадолго! Вы только вообразите, что его ждет дальше, когда он подрастет. Он же станет изгоем! Над ним же станут издеваться!
— Даже если это когда-нибудь случится, я лично сверну шею тому, кто обидит моего сыночка, — сказал папа. — Но вообще, думаю, вы бредите.
— Я вам желаю добра, — сказала Катя, разглядывая его лицо на экране смартфона. — И надеюсь решать все миром. Иначе придется думать о привлечении органов опеки.
— А что вы им скажете? — спросила мама.
— Мне и говорить ничего не надо. Достаточно на имя вашего сына взглянуть.
Папа широко, не прикрывая рта, позевал. Зубы у него были в порядке. Катя немного судорожно вздохнула, не сдержалась и тоже позевала, прикрыв рот смартфоном. Мама хмыкнула.
— Это, как сейчас модно говорить, ваше оценочное суждение. У вас из-за этого какой-то сдвиг в голове случился. И теперь вы нас терроризируете.
— Или, может, все-таки денег хотите? — спросил папа. Катя немножко подалась вперед и громко сказала, обращаясь к камере смартфона:
— Ни о каких деньгах речи не шло и не идет. Исключительно о чудовищном имени маленького мальчика. Я пытаюсь убедить их… вас… что имя нужно поменять.
— Или забрать ребенка в другой садик, — добавила мама.
— Считаю, это уже не имеет значения. Речь о судьбе ребенка. Обсуждаем только смену имени.
Катя продолжала обращаться к камере.
— Мы ничего не обсуждаем, — сказал папа. — А смотрим на ваше неадекватное поведение. И фиксируем. Там комментарии, кстати, пишут?
— Какие комментарии? — спросила Катя. — Вы прямо в «Интернет» показываете?
Они посмотрели на нее насмешливо.
— Это называется «стрим». У нас свой блог. Довольно популярный. Сто пятьдесят две тысячи подписчиков. И мы развиваемся.
— Пишут, — сказала мама.
— Почитай.
— Ну, тут неприличное.
— Скажи, скажи…
— Пишут, что она похожа на выдру. А еще советуют написать заявление в полицию, в РОНО, вызвать психиатра. А еще подать в суд за дискриминацию. Тут адвокат Белецкий даже предлагает составить заявление.
— Михаил Абрамович? Это интересно. Стоит подумать.
— Вы бы лучше думали, когда называли сына в честь самого страшного преступника! Вот когда надо было думать! Вот когда! — закричала Катя.
— Что вы несете? — сказал папа. — Какой преступник? Мы назвали нашего сына в честь художника.
— Ах, художника?! Никому этот художник не интересен!
Катя привстала, но тут же села. Память в смартфоне закончилась. И запись остановилась. Она отложила его, расстегнула верхнюю пуговицу блузки, взяла лист, разрисованный цветками, человечками, геометрическими фигурками, и стала им обмахиваться.
— Этого художника знает весь мир, — сказал папа. — Вы бы не выпячивали свое невежество.
— Конечно, весь мир знает, конечно уж, — сказала Катя. И несколько раз повторила: — Конечно, конечно, конечно. Ага. Кто бы сомневался.
Она качала головой, вздыхала, бормотала, но потом все-таки взяла себя в руки.
— Одно удивительно! Как в ЗАГСе могли такое имя зарегистрировать?! Как?! Неужели ни у кого даже вопросов не возникло?
— Проблем не было, — сказал папа. — Может быть, потому, что у них там с головой все в порядке?
— Не смейте меня оскорблять! — крикнула Катя и кинула лист.
Он плавно опустился папе на колени.
— Я же не сказал, что у вас с головой непорядок. Это было абстрактно. А вы почему-то на свой счет приняли. Странно.
— Разве странно? — сказала мама, ухмыляясь во всю рожу.
Папа взял лист, оглядел и вслух прочитал:
— «Здравствуйте! Меня зовут Катерина Дмитриевна Жукова, я заведующая детским садом. Мне бы хотелось поговорить о вашем сыне». Да вы подготовились! А рисунки симпатичные. У вас неплохие задатки. Развивать не пытались?
Катя сомкнула челюсти, чтобы не расплакаться. Лицо ее слегка вздулось и покраснело.
— Ладно, — сказал папа.
Положил лист на стол и отряхнул руки.
— Пойдем?
— Подожди пару минут, — ответила мама.
Она слегка приоткрыла рот. Глаза горели от любопытства. Кажется, она хотела снять, как чокнутая заведующая заплачет. Катя обратила внимание на канцелярские ножницы. Если их незаметно стащить под стол и слегка воткнуть в ногу, желание плакать тут же пройдет. Проверенный способ. Вот только жалко новые колготки. Однако от этих мыслей Катя немного успокоилась. Разжала зубы. Через силу улыбнулась. Подлая слезинка выкатилась и побежала по щеке. Катя торопливо вытерла ее.
— Жаль, что у нас не получилось конструктивного диалога, — сказала она.
Удивительно, но голос у нее не дрогнул.
— Почему не получилось? — ответил папа. — Вполне получилось. А то, что вы не смогли своего добиться, это другой вопрос.
Катя покачала головой:
— Мир свихнулся. Непонятно, что у людей
