— А мне страшно, придётся работу бросить. Я не хочу, чтобы она сидела с чужим человеком целыми днями.
— Бросишь. — Я отошёл от него. У меня же завтрак на плите. — Я смогу содержать нас всех.
С Вороном разобрались, так что мне мешать никто не будет.
— Нет! — воскликнул он. — Я не собираюсь сидеть у тебя на шее. Я могу и с дома работать.
Упёртый баран.
— Если тебе этого хочется, то дерзай. Но я своё слово сказал.
— За то, что ты рядом.
— Всё, всё. Помню, — поднял руки вверх. — Надо Миле кашу сварить.
— Готовь, я в этом не шарю. Яйца в сковородку кинуть, да. Больше ничего, — уступил место у плиты.
— Могу, — накрыл яичницу крышкой, помыл руки, лёгкий шлепок по заднице Соколова, и вышел из кухни.
Через два часа мы стояли у входа в морг. Тёма собирался с силами, а я терпеливо ждал. Мелкую отвезли к какой-то старой тётке, как я понял по реакциям ребёнка — не чужая. Не стал расспрашивать Артёма, я видел, что его лучше не трогать. Что он настраивается к встрече с телами родителей. И представить не хочу, что у него внутри творится. Ещё пара дней, и закончится эта жесть, не могу видеть эти перепады настроения. Я стараюсь не дать ему закрыться, но этого мало. Не хотелось бы до мозгоправа дойти. Он сильный и ради мелкой он не сдастся.
— Можете войти, — на пороге вышел мужик в белом халате.
— Тём? — положил руку на его плечо.
— Да, идём, — неуверенном шагом он шагнул в здание.
70
Артём
Не могу и не хочу туда идти. Видеть их обездвиженные тела… Это выше моих сил. Почему все должно быть так? Почему умирают хорошие люди, а насильники и убийцы ходят по земле как ни в чем не бывало?
Как вспомню разочарованное лицо Милы вчера, когда она побежала навстречу маме, а там была не она. И никогда больше не будет. Сердце сжимается.
Из мыслей меня вырвала рука Стаса, которая коснулась моего плеча. Он развернул меня лицом к себе и кивнул мужчине, что проводил нас к холодильной камере. Тот кивнул в ответ и зашёл в злополучную дверь.
— Я старался молчать. Дать тебе тишину, чтобы ты мог собраться, — тихо, но с нажимом в голосе заговорил он. — Это очень тяжело и болезненно. Но ты должен взять себя в руки. Ты обязан быть сильным, ради Милы, в память о родителях. Ради нас, в конце концов. — Он сжимал мои плечи и смотрел прямо в глаза, чётко говоря каждое слово: — Соберись и прими тот факт, что их больше нет. Ты меня слышишь?
— Да, — в горле пересохло от долгого молчания.
— Хорошо. Я рядом. — Он стиснул до боли плечи, и мы шагнули навстречу с неизбежному.
— Вы готовы? — спросил мужчина в белом, взявшись руками за край белой простыни.
— Готовы! — сказал я, не ожидая той картинки, что нам открылась.
Как только простыни сняли, дышать стало нечем. Ноги стали ватными, голова закружилась. Если бы не крепкие руки Стаса, я бы рухнул на пол.
— Блядь! — через шум в ушах услышал его голос. — Предупредить заранее не додумался? Первый день работаешь или что?!
Он что-то ещё нервно говорил мужчине, а я сдвинуться не мог. Встал как вкопанный, не в силах отвести взгляд от изуродованного лица мамы. От её былой красоты не осталось и следа. Бледно синее пятно, в чёрных царапинах и порезах. Чувствовал, как кровь поднимается вверх, как в висках стучит, вкус железа во рту и темнота.
— Тёмочка, дорогой, проснись! — мягкий голос матери заставил открыть глаза. — Пора милый, давай вставай.
На меня смотрели зелёные глаза, счастливые глаза.
— Мама! — прилип к её телу и обвил шею руками со всей силы. — Я думал, что вы умерли.
По моим щекам потекли слёзы, а ладони мамы гладили меня по спине.
— Сынок, тебя ждёт Мила, ты должен к ней идти.
— А как же ты и папа? Я не хочу без вас.
— Мы с папой всегда будем рядом. — Она мягко улыбнулась и потрепала меня по волосам.
— Как я тебя учил? — послышался голос папы, и я повернул голову. — Быть сильным и гордо принимать все удары, так?
— Так, — кивнул я.
— Вот и хорошо. — Папа улыбнулся. — Иди.
Их улыбающиеся лица стали исчезать в белом свете, вырывая кусок моего сердца, но оставляя покой на душе.
71
Открыл глаза, пару раз моргнул, сфокусировал взгляд на белом потолке. Зашевелился и почувствовал острое покалывание в правой руке.
— Соколов! Ещё раз так сделаешь я тебя сам задушу.
Повернул голову и увидел родное бледное лицо.
— Ты как? — с плохо скрываемым волнением в голосе спросил он.
— Нормально.
По крайней мере, легче, уж точно.
— Нормально, — недовольно кивнул он. — Я это уже слышал. И что мы имеем? Там, на больничной койке с капельницей, и седые волосы на моей голове.
— Я правда в норме. — Я сжал его руку, и он положил свою поверх моей.
— Я думал, что ты решил оставить меня один на один с мелкой.
Я засмеялся.
— Зря смеёшься, она имеет виды на меня. Так что будь осторожен, есть вероятность, что меня у тебя отобьют.
— Хорошо, — через смех выдавил из себя я.
— Не пугай меня больше так. — Стас стал серьёзным и поднёс мою руку к своему лицу. — Я чуть не сдох, пока тебя врач откачивал.
— Не буду, — ещё сильнее сжал его руку. — Я просто не был готов увидеть… Такое.
— Я знаю. Сам не ожидал. — Он тяжело выдохнул. — Я уже высказался по этому поводу.
— Страшно даже подумать: как ты это сделал.
Надеюсь, руки не распустил, а то придётся по судам таскаться.
