– В том числе. Степан быстро разобрался, что в нашем болоте рука руку моет.
– Какие аресты готовил?
– Не знаю, - всплеснула руками фараония.
– Еще один вопрос. Почему вы нынче на балу у Бобруйского не присутствовали? Неужели не пригласили?
– Представь себе, нет.
– Спасибо. – Встала я с дивана. - И простите за ночное вторжение. Мы с Григорие Ильичем…
Тут моих ноздрей коснулся запах жженного сахара.
– Еще о чем-то хотела спросить Гелюшка.
Я перекинула мысли в голове как карточную колоду.
– Точно! Ничего от вас не укроется. Про стекло. Оно ведь чардейство полностью блокирует, так как же вы стаканы узлами закручиваете?
– Это просто, - она пошевелила пальцами, - надо за объект не стекло брать, а воздух, который его окружает. Нагреваешь воздух огненным арканом, от того жара cтекло и плавится.
«Действительно просто, - подумала я. - Тюрьмы для чародеев придется срочно видоизменять, до этой простоты кто угодно додумается, это вопрос времени».
– Благодарю вас, мадам Фараония. Господин Волков, пойдемте.
Холерический темперамент Григория Ильича выражался на его лице нервным тиком: глаз дергался, желваки на скулах напрягались и опадали, будто от истового пережевывания.
По уму надо было бы мужчинку успокоить, но времени на то не было. Ни минуточки.
С крыльца Фараонии я слетела кубарем, запрыгнула в сани.
– Γони на Архиерейскую!
Служивый тронул, не стал лишнюю бодягу разводить, что-де без пристава это никак невозможно,тем более, что сам Волков уже торопился. А хорошо в Британиях личный состав тренируют, любо дорого поглядеть на бег молодого здорового мужика по зимним берендийским просторам. И для темпераменту cплошная польза, весь в физическую активность испарился.
– Ρыжая идиотка, – похвалил мистер Грегори меня, наконец перевалившись через борт.
– Торопиться надобно, Гришенька. - Укрыла я шкурой его колени. - Опростоволосилась я, получается, не на ту гадалку подумала. А ежели, пока я с Фараонией политесы разводила, преступники на мою Миху покусились? За Губешкиной пришли, да не застав, горничную стращать принялись? Не прощу ведь себе.
Волков тяжело дышал,то ли от бега,то ли от того, что я шептала ему на ухо..
– Молодец, Гелюшка. - Повернул лицо, поймал губами мой рот.
Ах, как же великолепно, когда хвалят. Но даже зажмурившись не получалось представить подле себя другого хвалителя, поэтому я мягко отстранилась:
– Полноте, ваше высокоблагородие, приберегите пыл для невесты настоящей.
– Ты-то себя бережешь.
– Не в том дело, просто голова моя так устроена, что лишь одну мысль вмещает. Сейчас только о преступлении думать могу.
«Перфектно, Попович! Не в том дело. Конечно, нисколечко. Ты же авансы натурально раздаешь! Не cтыдно, кокетка приказная? Размякла от мужской ласки? Страстного кавалера с крючка не желаешь упустить? Коллекции собираешь?»
– Да никто на твою Миху не покушается, - сообщил Волков уже спокойно.
– Расскажи про свою версию.
– Изволь. – Он посмотрел на возницу и придвинулся еще ближе ко мне. - Блохина твоего свои же приказные жизни лишили из-за денег.
Прикинув и так и эдак, я фыркнула недоверчиво, Грегори продолжил:
– От того и дознания вести не стали, прокопали за оградкой, а сами деньги искать принялись.
Мы уже завернули на сонную Архиерейскую.
– Глупости, Гриня, - шепнула я, - искали бы, нашли непременно. Мне четверть часа всего на поиски понадобилось. В камине между скульптур запрятаны были под крышкой задвижной, я туда заместо денег беличий труп определила.
– А куда перепрятала?
– В том-то и дело, в спальне под кроватью саквояж валяется.
– Под опись сдашь.
– Разумеется. Только что это за деньги?
– Взятка.
– Нет! Сам рассуди. Предположим, Блохин шел к усадьбе Попова именно взятку получать. Да не шел, верхом мчался.
– Ну?
– Примчался, получил, двести рублей, предположим, неклюду за услугу отслюнявил… Хотя что это за услуга должна за две сотни быть?
– Какому еще неклюду?
– После расскажу, - отмахнулась я, размышлять вслух было удобно и привычно. - Неклюд захотел больше, убил Блохина… Нет, не сходится.
– Это от того, что ты свою версию отринуть не желаешь, а к моей наживо шьешь.
– Справедливо. Тогда давай свою поподробнее.
Ночное безмолвие разорвал звук револьверного выстрела, за ним последовали еще четыре. Грегори сорвался с сиденья, приземлился у калитки, перемахнул через нее и скрылся за стеною дома. Я побежала к парадному крыльцу. Выбить дверь не получилось, не в атласных бальных туфельках. Крикнула вознице:
– Мужик, подсоби!
Служивый высадил ее боком, наши работнички тоже не лаптем щи…
– Мишка!
Пацан стоял в гостиной у стола,из револьверного дула дымок, сам в моем чиновничьем мундире.
– Геля! – Оружие упало на ковер. - Геля-а…
Обняв рыдающего мальчишку, я гладила его по волосам:
– Ну-ну, успокойся, болезный… Первый раз в человека всегда страшно.
– В ноги целил, - всхлипнул Мишка.
– Не попал, - решила я, заметив две нетопырьи половинки на ниточках свисающие с потолка и изрядную дырищу в последнем. - Это тебя отдачей подбросило,ты впредь не в ноги цель, а под ноги, как раз в корпус куда-нибудь угодишь.
Возница прошел на кухню, звякнул посудой, вернулся с жестяной кружкой полной воды, сунул пацану:
– Пей.
Зубы страдальца отбили дробь по жестяному краю, неявный еще кадык спазматично дернулся.
Приказной зажег обе настенные лампы, присвистнул:
– Однако.
– Молодец, Ржавый, - похвалила я с преувеличенной радостью, - подстрелил таки разбойника.
Кровь блестела на полу лужицей, от нее капельками шла кровавая дорожка, а дверную пятнали веерные брызги. Плечо, либо предплечье, правое,тело развернуло на пол шага, а это вот я каблуками в лужу наступила. Значит, Мишка стрелял оттуда, от кресла?
Я обернулась в вошедшему с черного хода Волкову.
– Погоня завершилась сокрушительным фиаско, дворами злодей ушел, – сообщил пристав, рассматривая наряд «горничной», опустил глаза на пол, – на снегу тоже кровь.
И воцарилась пауза. Возница стоял почтительно у порога, пацан всхлипывал, я лихорадочно соображала, как опишу сегодняшние события в официальном протоколе. Григорий Ильич поднял мой револьвер, щелкнул проверочно затвором, Мишка уронил посуду на ковер.
