властью будет Ассамблея, но в оставшиеся ему два года он продолжал настаивать на сохранении короля. Он хвалил Людовика XVI за доброе сердце и щедрые намерения, которые иногда сбивали с толку недальновидные советники, и спрашивал:
Изучали ли эти люди на примере истории какого-либо народа, как начинаются революции и как они осуществляются? Наблюдали ли они, как в результате роковой цепи обстоятельств самые мудрые люди выходят далеко за пределы умеренности и какими ужасными импульсами разъяренный народ впадает в крайности при одной мысли о том, что он должен был бы содрогнуться?73
Ассамблея подозревала, что Мирабо платит королю или королеве за защиту монархии, но, по сути, последовала его совету. Делегаты, среди которых теперь преобладали представители среднего класса, считали, что население становится опасно неуправляемым и что единственным способом предотвратить общий распад общественного порядка является сохранение на некоторое время нынешней исполнительной структуры государства.
Они не были столь благосклонны к королеве. Было известно, что она активно поддерживала консервативную фракцию в Королевском совете и пользовалась политической властью, выходящей далеко за рамки ее компетенции. В эти критические месяцы она перенесла тяжелую утрату, которая, возможно, подорвала ее способность к спокойному и благоразумному суждению. Ее старший сын, дофин Луи, так сильно страдал от рахита и искривления позвоночника, что не мог ходить без посторонней помощи,74 И 4 июня он умер. Сломленная горем и страхом, Мария-Антуанетта уже не была той пленительной женщиной, которая резвилась в первые годы царствования. Ее щеки стали бледными и тонкими, волосы поседели, улыбки были тоскливыми, напоминая о более счастливых днях, а ночи омрачались мыслями о толпах, проклинающих ее имя в Париже, защищающих и пугающих Ассамблею в Версале.
8 июля Мирабо внес предложение, в котором просил короля удалить из Версаля провинциальные войска, превратившие сады Ле Нотр в вооруженный лагерь. Людовик ответил, что не собирается причинять вред Ассамблее, но 11 июля он показал свою силу, уволив Неккера и приказав ему немедленно покинуть Париж. "Весь Париж, - вспоминала мадам де Сталь, - стекался к нему в течение двадцати четырех часов, отпущенных ему на подготовку к путешествию. ... Общественное мнение превратило его позор в триумф".75 Он и его семья спокойно уехали в Нидерланды. Те, кто поддерживал его в служении, были уволены в то же время. 12 июля, полностью отдавшись сторонникам силы, Людовик назначил друга королевы, барона де Бретей, вместо Неккера, а де Брольи стал военным секретарем. Ассамблея и ее зарождающаяся революция казались обреченными.
Их спасли жители Парижа.
VIII. В БАСТИЛИЮ
Многие факторы заставляли население переходить от волнений к действиям. Цена на хлеб раздражала домохозяек, и было широко распространено подозрение, что некоторые оптовики не пускают зерно на рынок в надежде на еще более высокие цены.76 Новые муниципальные власти, опасаясь, что голод перейдет в беспорядочное мародерство, отправили солдат для защиты пекарен. Для парижских мужчин главным было осознание того, что иногородние полки, еще не склонившиеся к народному делу, угрожают Собранию и Революции. Внезапное падение Неккера - единственного человека в правительстве, которому народ доверял, - довело гнев и страх населения до такой степени, что достаточно было одного слова, чтобы вызвать бурную реакцию. Днем 12 июля Камиль Десмулен, выпускник иезуитского факультета, а ныне адвокат-радикал, в возрасте двадцати девяти лет вскочил на стол у кафе де Фуа возле Пале-Рояля, осудил отставку Неккера как предательство народа и закричал: "Немцы [войска] на Марсовом поле войдут в Париж сегодня ночью, чтобы избить жителей!" Затем, размахивая пистолетом и шпагой, он призвал: "К оружию!"77 Часть публики последовала за ним на Вандомскую площадь, неся бюсты Неккера и герцога д'Орлеана; там некоторые войска обратили их в бегство. Вечером в саду Тюильри собралась толпа; полк немецких войск ворвался в нее, получил отпор в виде бутылок и камней, открыл огонь и ранил многих. Разогнанная, толпа вновь собралась у отеля де Виль, прорвалась внутрь и захватила все оружие, которое смогла найти. К бунтовщикам присоединились нищие и преступники, вместе они разграбили несколько домов.
13 июля толпа собралась вновь. Они вошли в монастырь Сен-Лазар, присвоили его запасы зерна и вынесли их на рынок в Ле-Аллес. Другая толпа открыла тюрьму Ла Форс и освободила заключенных, в основном должников. Повсюду люди искали оружие; найдя лишь несколько, они выковали пятьдесят тысяч пик.78 Опасаясь за свои дома и имущество, средние слои населения Парижа сформировали и вооружили собственное ополчение; в то же время агенты богачей продолжали поощрять, финансировать и вооружать революционные толпы, надеясь таким образом удержать короля от применения силы к Собранию.79
Ранним утром 14 июля толпа из восьми тысяч человек ворвалась в здание Отеля Инвалидов и захватила 32 000 мушкетов, немного пороха и двенадцать артиллерийских орудий. Вдруг кто-то крикнул: "В Бастилию!". Почему именно в Бастилию? Не для того, чтобы освободить заключенных, которых было всего семь; и вообще, с 1715 года она использовалась как место заключения для зажиточных людей. Но эта массивная крепость высотой в сто футов, со стенами толщиной в тридцать футов, окруженная рвом шириной в семьдесят пять футов, давно стала символом деспотизма; в общественном сознании она обозначала тысячу тюрем и тайных подземелий; некоторые кассиры уже требовали ее разрушения. Вероятно, толпу привел в движение тот факт, что Бастилия направила несколько пушек на улицу и Фобур Сент-Антуан, квартал, кипящий революционными настроениями. Возможно, самым важным было то, что в Бастилии хранились большие запасы оружия и боеприпасов, особенно пороха, которого у повстанцев было мало. В крепости находился гарнизон из восьмидесяти двух французских солдат и тридцати двух швейцарских гвардейцев под командованием маркиза де Лонэ, человека мягкого нрава.80 но, по слухам, чудовищно жестокого.81
Пока толпа, состоящая в основном из лавочников и ремесленников, сходилась к Бастилии, к де Лонэ пришла депутация из муниципального совета. Она просила его снять угрожающие пушки с позиций и не предпринимать никаких враждебных действий против народа; взамен она обещала использовать свое влияние, чтобы отговорить толпу от нападения на крепость. Комендант согласился и пригласил депутацию на обед. Другой комитет, от самих осаждающих, получил от де Лонэ обещание, что его солдаты не будут стрелять в народ, если не будет попытки насильственного проникновения. Это не удовлетворило возбужденное собрание; оно решило захватить боеприпасы, без которых его мушкеты не смогут противостоять ожидаемому продвижению иностранных войск Бешенваля в город. Бе-сенваль не хотел вступать в Париж, так как подозревал, что его люди откажутся стрелять в народ. Он ждал приказов от де Брольи, но их не последовало.
Около часа дня восемнадцать мятежников взобрались на стену соседнего