Мне становится стыдно, но я напоминаю себе об утренних записках.Этот милый мальчик врал мне целых четыре месяца. Он заслужил немного потомитьсяв неизвестности. Пускай помучается.
Через полтора часа я сижу на испанском и смотрю на дверь.Звенит звонок, но парта Джейми пуста.
Проходит еще десять минут, но ее все еще нет.
Тогда я понимаю, что она или прогуляла урок, или заболела,или удрала на свидание, и меня охватывает тоска.
Понимаете, я всю жизнь буду делиться своими мыслями ичувствами с Джейми. Всю жизнь — за исключением нынешнего периода.
Джейми должна сейчас быть здесь, чтобы я могла обменяться сней записками и обсудить, что же мне делать с Люком. Она должна быть здесь,чтобы шептаться о моем отце. Она должна утешить меня — одним своимприсутствием, — должна успокоить мои страхи перед событиями, слишком чудовищнымидля того, чтобы человек мог знать о них заранее. Перед смертью детей, например.
Но мне нужно браться за отработку произношения в паре,поэтому я с надеждой смотрю на пустующую парту Джейми, как будто она можетвдруг материализоваться из разреженного воздуха, сесть и повернуться ко мне.
Но ее нет, и я чувствую себя брошенной — не только на парномзанятии, но вообще в жизни.
Я понимаю, что она переживает. Знаю, что ревнует. И дажепонимаю, что она срывается на мне только потому, что злится на себя.
Да, я все понимаю, но мне все равно больно.
И каждое следующее утро, когда я буду заново узнавать обэтом, рана будет открываться вновь, пока не наступит день, когда Джейми решитменя простить за вину, которой я не помню.
И тогда у нас снова все будет замечательно.
Потому что я так помню.
Глава тридцатая
Городской телефон успевает прозвонить дважды, прежде чеммама снимает трубку. Я слышу ее приглушенный голос, доносящийся снизу из кухни,а примерно через минуту раздается негромкий стук в дверь моей спальни.
— Лондон, ты встала? — шепчет мама в щелку двери.
— Да, мам, я проснулась. Заходи, — отвечаю я из-за стола.Странно, что она не слышала, как я топаю у себя наверху. Я давным-давнопроснулась.
— Какая-то женщина просит тебя к телефону, — говорит мама.
— Странно, — бормочу я, но все-таки встаю с рабочего креслаи иду к телефонному столику в коридоре. Здесь я беру телефон и, прикрыв ладоньюмикрофон, дожидаюсь, пока мама спустится на кухню и положит вторую трубку.
— Алло?
— Лондон?
— Да, это Лондон. Кто это? — спрашиваю я, наматываятелефонный провод на указательный палец.
— Это Эбби Бреннан. Помните, мы встречались несколькомесяцев назад?
Ничего не помню. Поэтому молчу.
— Вы приходили ко мне домой, вспомнили? Вы искали своюбабушку, Джо Лэйн.
—Ах, да, — вру я в трубку. На самом деле я понятия не имею,о чем она говорит. В моих записках ничего об этом не сказано. — Как поживаете?
— Замечательно, спасибо, — любезно отвечает незнакомаяженщина. Я слышу на заднем плане детский голосок, распевающий песенку про змеекна параде. — Челси, детка, мама разговаривает.
Я слышу, как девочка что-то говорит в ответ, однако змеинаяпесня смолкает.
— Извините, Лондон.
— Пустяки!
— Так вот, я звоню вам потому, что вспомнила название домапрестарелых, в котором живет ваша бабушка. Да-да, это здесь, в городе. Ох, выне представляете, несколько месяцев это название вертелось у меня в голове, ноя никак не могла его вспомнить, но на этой неделе меня вдруг осенило!
Я холодею. Целое утро я читала свои записи, как же я моглапропустить такое?
— Неужели? — как можно небрежнее говорю я в трубку.
— Да, место называется «Душистые сосны».
— Великолепно! — восклицаю я, как механический автоответчик,потому что голова у меня идет кругом.
— Да, конечно, я просто хотела, чтобы вы знали. Наверное, высейчас собираетесь в школу, не буду вас отвлекать. Когда будете разговаривать сДжо, передайте ей, пожалуйста, что мы всеми силами заботимся о ее доме.Передавайте ей наш искренний привет и самые лучшие пожелания!
— Конечно, — рассеянно отвечаю я, прежде чем проститься сдоброй женщиной и положить трубку.
В оставшиеся сорок пять минут до выхода я тщательноодеваюсь, крашусь и разглаживаю утюжком волосы, но при этом ни на минуту неперестаю думать о том, что сейчас произошло.
Очевидно, мне удалось каким-то образом выяснить, что моюбабушку звали Джо Лэйн. Затем я, скорее всего, отправилась в дом к Эбби Бреннанна поиски этой самой бабушки. А только что я узнала, что моя бабушка, Джо Лэйн,находится в доме престарелых, в нашем городе.
Дом престарелых называется «Душистые сосны».
Он в нашем городе.
Все понятно.
Единственный вопрос — почему? Почему я не записала все этона память?
Единственное объяснение, которое приходит мне в голову в товремя, как я размазываю блеск по губам, заключается в том, что в какой-томомент розыски бабушки показались мне напрасными. Скорее всего, я просто нехотела терзать себя воспоминанием о неудаче. Значит, я сдалась — больше ничегона ум не приходит.
Но сейчас я не собираюсь отступать, поэтому с нетерпениемсмотрю вперед. У меня есть название дома престарелых, где живет моя бабушка. Ямогу связаться с ней, если захочу. А она может легко и просто свести меня смоим отцом.
Я смотрю в зеркало и улыбаюсь своему отражению. Разве можноне чувствовать себя сильной, когда у тебя есть новая информация, прямые,чудесно лежащие волосы, длинные темные ресницы и идеально сидящая чернаякофточка на пуговках?
Этим утром я чувствую себя невероятно могущественной, и этозамечательно, поскольку в моей жизни, кажется, есть один мальчик, которомунужно хорошенько напомнить, как опасно меня обижать.
А когда выглядишь так, как я сегодня, напоминание получаетсяособенно действенным.
— Какие плацы на вечер? — спрашивает у меня мама черезнесколько часов, за ужином. Если быть точной, ужинаю только я. Мама собираетсяна свидание.
— Не знаю, — отвечаю я, стараясь не смотреть ей в глаза. —Кино посмотрю, наверное.
На самом деле я не могу дождаться, когда за ней закроетсядверь, чтобы разыскать в Интернете сайт «Душистых сосен», позвонить туда иубедиться, что моя бабушка находится там. А потом — кто знает?
— Я как раз купила попкорн! — с преувеличенной радостьювосклицает мама.
