Оказались в выигрыше и польская знать, и верхушка Гедиминовичей; для деятельности первой открывалось пространство Литвы, для второй – Польши. Но это была разного рода деятельность: польская – государственной, литовская – династической. При наличии единого правителя разграничивать сферы деятельности должны были инстанции обоих государств, но в Литве, помимо монарха, таких инстанций не существовало. Гедиминовичам (напр., брату Ягайло – Вигунту-Александру) предоставлялись княжества в Польше, а польские представители, уполномоченные правителем, посылались в Литву. Литовское войско помогало полякам, а польское – литовцам. Но в первом случае положение контролировали местные польские государственные инстанции, а во втором – это было во власти лишь общего монарха. А того в Кракове окружал польский государственный совет и другие сановники. Итак, поляки осваивали Литву, литовцы – Польшу, но первые действовали организованно через инстанции, а вторые – поодиночке. Практически это неминуемо приводило к встраиванию литовцев в польские государственные инстанции и мешало возникновению подобных инстанций в Литве. Иначе говоря, Литва превращалась в провинцию. Вся эта практика нашла отражение в деятельности канцелярии польского короля, взявшейся обслуживать и литовское делопроизводство (канцелярия при литовском монархе еще не была заведена, при необходимости обращались к услугам привле- /168/ каемых писарей). Даже при отсутствии внешнего польского сюзеренитета, подобное взаимовлияние двух государств привело бы к атрофированию литовской государственности, но теперь это отмирание усугубляли претензии представителей сюзеренной Польши. Ягайло любил бывать в обеих державах, но главным местом его пребывания все-таки стала Польша. В Польше Ягайло был не только король, но и признанный Европой монарх, а в Литве он еще был для Европы – никто. Кстати, опасность для литовской государственности проявлялась и через собственного властителя: Литву никто не порабощал, но служение своему монарху становилось службой чужой стране, а литовцы у себя дома – делались людьми второго сорта.
Подобное положение было закономерно обусловлено язычеством и отсталостью Литвы. Уже советники Гедимина указывали, что путь в Европу и к достижению прогресса лежит через признание чужой гегемонии (этим путем шли все страны восточной части Центральной Европы). Наличие своего монарха гарантировало, что и в таких условиях не будет нарушено развитие собственной государственности. Уния с Польшей избавила властителя Литвы от подобной участи: Ягайло стал монархом и занял в центрально-европейской иерархии место рядом с королями Чехии и Венгрии. Гедиминовичи с честью вышли на европейскую арену, но это было осуществлено за счет своей национальной государственности.
Кревский договор создал в Польше новый династический центр Центральной и Северной Европы. Это было закономерным следствием развития региона. Вскоре (в 1397 г.) Кальмарская уния создала еще один такой центр в Дании. До смерти Людовика Великого и даже после нее сама Польша пребывала в тени гегемонистской Венгрии. Теперь в такую же тень попала Литва. Ее отсталость и немногочисленность литовского народа (в собственном государстве он составлял меньшинство населения) делали гегемонию славянской Польши особенно опасной для Литвы. Временно приостановленный династический кризис и перевес Тевтонского ордена обретали новое очевидное и недвусмысленное выражение по мере усугубления процесса провинциализации Литвы.
г. Акция Ягайло по крещению ЛитвыКрещение Ягайло официально означало крещение народа и государства. Отныне Ягайло (ставший после крещения Владиславом по имени своего крестного отца – князя Владислава Опольского) считался христианским властителем. Вместе с Ягайло крещение приняли его братья-язычники Каригайло (после крещения Кази- /169/ мир), Вигунтас (Александр), Швитригайло (Свидригайло, в крещении Болеслав). Ставший православным Витовт (Ягайло заставил его так поступить по возвращении в Литву) воспользовался этим поводом и возобновил исповедание католичества под именем Александра. Так в Кракове была окрещена династия. Это был основополагающий политический акт, в дальнейшем уже учреждались епископства и приходы для постепенного крещения людей на местах. Процесс крещения затягивался надолго. В подобных условиях Ягайло приходилось оглядываться на христианское окружение Литвы и учитывать яростную тевтонскую пропаганду, которая стремилась принизить значение происходящего. Поэтому было необходимо как можно быстрее, шире и убедительнее провести акцию по крещению края. С этой целью Ягайло в начале 1387 г. прибыл в Литву. Польская церковь вяло выполняла миссионерскую работу и не была готова к осуществлению этой акции, ее высшие иерархи остались в стороне. Ягайло сам провел огромную организационную кампанию, к которой привлек толковых помощников. Подключение административного механизма Литвы (тиуны собирали людей к прибытию священнослужителей) позволило достичь значительного успеха. Крещение приняло дворянство, а в окрестностях административных центров (замков и дворов) крестились селяне. Подобная мощная единовременная кампания выделила Литву из всех ранее окрестившихся стран региона: они совершали всё это в условиях, когда государство было еще не способно осуществить подобную акцию. Административный контроль над сельскими общинами позволил без труда учредить первые приходы, но эта деятельность требовала затрат, потому она не была достаточно широкой и скорой. Все-таки уже в 1387 г. был построен каменный кафедральный собор в Вильнюсе. Первые приходы были учреждены в Укмярге, Майшягале, Лиде, Неменчине, Мядининкай (близ Вильнюса), Крево, Гайне и Обольцах. Это были местности в Вильнюсском и Витебском княжествах, принадлежащие самому Ягайло. Управляемое Скиргайло Тракайское княжество осталось за рамками этой первоначальной кампании. Примечательно, что, закладывая основы сети приходов (вынужденно редкой), Ягайло особое внимание уделял литовским землям, наиболее близким к русскому погра- /170/ ничью (Гайна, Обольцы). Тем самым сознательно пресекалась дорога для распространения православия (напр., его принял ольшанский князь Иван Альгимонтович, он же Йонас Альгимантайтис). Строящиеся приходские костелы получали привилеи на содержание, подтверждавшие выделение земель и крестьян с их повинностями. Предполагаемому Вильнюсскому епископу Ягайло 17 февраля 1387 г. предоставил особенный привилей, включающий выделение земельной площади с несколькими домами в Вильнюсе, замок Таурагнай с прилежащей волостью, села Лабанорас и Молетай, местечки Дамбрава, Вяркяй и Бокштас, т. е. одарил епископа небольшим княжеством. Земли епископа и приходов освобождались от всех повинностей, даней и платежей. Эти акты путем рецепции формировали привилегированное церковное землевладение, а также патронат великого князя над учреждаемыми храмами (патрон подбирал кандидатов на церковные должности). В Литве не была введена всеобщая выплата церковной десятины, ибо с самого начала учреждалось церковное землевладение. Однако позднее в отдельных случаях взимание десятины практиковалось. Спустя два года – привилеем от 10 января 1389 г. – Ягайло дополнительно наделил храмы правом взимания шести рублей серебром в год и десятиной с некоторых деревень. Превосходно сочетая работу вышколенного административного аппарата и немногочисленных, прибывших из Польши, рядовых священников и монахов, – Ягайло весьма эффективно внедрил католичество в наиважнейших точках страны. Историческая традиция, рожденная поколением, жившим после смерти монарха, приписывает Ягайло перевод молитвы «Отче наш» на литовский язык (с польского). Подобное суждение следует расценить лишь как заботу об осуществлении перевода, но и она подтверждает заслуги Ягайло в распространении основ верования. Два акта определили статус католической веры как государственной религии. Привилей от 17 февраля 1387 г. закрепил за дворянами-католиками их земли на правах вотчины. Привилей от 22 февраля 1387 г. запрещал католикам брак с православными, а в смешанных семьях предписывал последним принять католичество. О языческой вере не было даже речи, все язычники должны были стать католиками. Так возник характерный для государств средневековой Европы конфессиональный императив, а православные не получили сословных привилегий. /171/
