Не лучшая картина складывалась и с товарами народного потребления. Легкая промышленность откровенно не справлялась с установкой: больше товаров хороших и разных! Поначалу беспокоились о качестве. «Огромные резервы заложены в улучшении качества и ассортимента продукции, — отмечали на состоявшемся в 1976 году XXV съезде КПСС. — В прошлом году, например, выпуск кожаной обуви составил около 700 миллионов пар — почти три пары на человека. И если спрос на обувь еще не удовлетворяется, то дело не в количестве, а в том, что не хватает высококачественной модной обуви. Примерно так же дело обстоит со многими видами тканей, швейной и галантерейной продукции». В начале 1980-х годов речь шла уже о невыполнении планов по количеству. «Ведь это факт, — печально констатировали на XXVI съезде КПСС (1981), — что из года в год не выполняются планы выпуска многих товаров народного потребления, особенно тканей, трикотажа, кожаной обуви…» Чтобы одеть и обуть народ, нажимали на импорт. Но как и в случае с продовольствием, закупки лишь поддерживали и без того не слишком высокий уровень. Так, потребление на душу населения трикотажа остановилось на уровне 2,1 изделия, а обуви — 3,2 пары на человека.
Удивительно, но факт: нефтедоллары могли лишь поддерживать определенный уровень жизни. Но с каждым годом подменять работу собственной экономики импортом становилось сложнее. Требовалось больше нефти, больше газа. Нагрузка на нефтегазовый комплекс приближалась к критической точке…
Сшибка
Это была жесточайшая сшибка Байбакова — председателя Госплана СССР и Байбакова — нефтяника номер один. С одной стороны, он был обязан устанавливать своей родной отрасли такие плановые задания, от которых дыхание перехватывало. А с другой — слишком хорошо понимал, как устроена нефтянка, что стоит за каждой добытой тонной нефти. Нужны были соответствующие средства, а этими средствами Николай Константинович не располагал.
Особенно тяжело было разговаривать Байбакову со своим выдвиженцем Валентином Дмитриевичем Шашиным, который возглавлял Министерство нефтяной промышленности СССР с 1965 по 1977 год. Это была удивительная личность. Как и наш герой, он родился в Баку, начинал осваивать нефтяную профессию с самых азов, в 1950-е годы был заместителем, а потом и начальником крупнейшего в стране объединения «Татнефть», потом возглавлял Главное управление нефтедобывающей промышленности Совета народного хозяйства РСФСР. На всех, кто хоть однажды с ним сталкивался, он производил неизгладимое впечатление. Первоклассный профессионал, инженер от Бога, интеллектуал… А какая у Валентина Дмитриевича была удивительно правильная грамотная речь! А какое умение держаться — просто и с достоинством! А бесподобное чувство юмора! Даже внешне он выделялся: рост под 190 сантиметров, спортивное телосложение, высокий лоб, светло-русые с проседью волосы, красивые голубые глаза. «Наверное, не обошлось без происхождения!» — думали собеседники, а потом поражались. Оказывается, Шашин был сыном простого плотника — человек в буквальном смысле «сделал себя сам»!
Относительно развития нефтяной отрасли министр занимал принципиальную позицию. Любой план должен быть обеспечен ресурсами. «Да, — говорил Валентин Дмитриевич, — нефтяники могут выйти на такие показатели добычи нефти, которые требует от них страна, но для этого нам нужно то, то и то… Энтузиазм, готовность к подвигам — это, конечно, хорошо. Но ведь нужно решать сложнейшие технологические вопросы, создавать людям нормальные условия жизни. К тому же, — бил тревогу Шашин, — время стратегии освоения Тюмени, которая была оправдана на начальном этапе, стремительно уходит. Нагрузка на супергиганты превышает все допустимые нормы. Следует подключать другие месторождения, не такие уникальные, но достаточно крупные. А на это опять-таки нужны средства…» А их у Байбакова просто не было!
Валентин Дмитриевич бился до конца. Последние годы жизни он тяжело болел. Страшный диагноз — рак. Его старались лечить, укладывали в клинику, оперировали. Но все было бесполезно. Шашин не жалел себя и продолжал работать в бешеном графике. Даже с больничной койки он звонил Байбакову, писал острые письма в ЦК, доказывал, убеждал, требовал решить вопросы… Он скончался 22 марта 1977 года в возрасте шестидесяти лет. Не выдержало сердце. Хоронили его в Москве на Новодевичьем кладбище при большом стечении народа. Нефтяники со всей страны приехали проводить своего любимого министра в последний путь.
А вскоре то, о чем предупреждал Шашин, случилось… Кормилица, «наше всё», заколебалась. Темпы роста тюменской нефтедобычи начали снижаться. Что делать? Как быть? К решению сибирских проблем подключилась вся страна. 20 марта 1980 года было принято Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О неотложных мерах по усилению строительства в районе Западно-Сибирского нефтегазового комплекса». Николай Михайлович Еронин, в те годы заведующий сектором нефтедобывающей промышленности ЦК КПСС, вспоминает: «Хорошо помню, какая огромная работа была развернута хозяйственными и партийными органами по реализации этого необычайно важного постановления. Россия, Украина, Белоруссия, Узбекистан, Казахстан, прибалтийские республики, города Москва и Ленинград получили конкретные задания по строительству жилых домов, объектов социально-бытового назначения и автомобильных дорог в районах добычи нефти и газа Западной Сибири». Вел и координировал эту работу Байбаков. Но переломить ситуацию уже было крайне сложно. В 1984 году впервые за всю послевоенную историю отечественная нефтяная промышленность показала не прирост, а «урост» добычи. СССР добыл 612,7 миллиона тонн нефти с газовым конденсатом, что почти на четыре миллиона тонн нефти меньше, чем в 1983 году. Страна, которая к тому времени прочно зависела от экспорта «черного золота», оказалась на краю… Оставалось надеяться, что найдутся новые герои Тюмени и совершат очередной подвиг.
Теряем управление
В последние годы, чтобы сохранить управляемость народным хозяйством, Н. К. Байбакову в буквальном смысле приходилось творить чудеса.
С каждым годом Госплану все труднее и труднее становилось выполнять свои прямые обязанности — планирование. Как вспоминал начальник подотдела нефтяной промышленности Госплана СССР Василий Петрович Патер, годовые планы уже не соответствовали пятилетним, а реальные показатели отличались и от тех, и от других: «Вот, к примеру, 1975 год. По пятилетке было предусмотрено добыть 505 миллионов тонн нефти с газовым конденсатом, по годовым планам снизили до 487,4 миллиона тонн. Фактически добыли 491 миллион тонн. Несмотря на то, что этот пятилетний план не выполнили, на 1980 год запланировали добычу на уровне 640 миллионов тонн. Годовыми планами исправили на 606 миллионов тонн. А добыли 603 миллиона тонн — то есть ниже, чем и в пятилетнем плане, и по исправленным годовым. Снова, несмотря на это, на 1985 год по пятилетнему плану предусмотрели добычу нефти с газовым конденсатом в объеме 630 миллионов тонн. Но было ясно, что такие показатели нереальны. Годовыми планами мы снизили директивную установку до 628 миллионов тонн. А по факту — добыли 595 миллионов тонн».
И так было не только в нефтяной отрасли. «Руководители ряда министерств начинали с просьб о пересмотре утвержденных плановых заданий уже с начала года, — рассказывал Н. К. Байбаков, — а потом так и шло из квартала в квартал. Но наибольший размах подобные „кампании“ приобретали в конце года, в октябре — ноябре и продолжались до самого конца декабря. А некоторые министерства умудрялись настаивать на корректировках плана даже в начале января». Как отмечал Байбаков: «Эта порочная практика, санкционированная чаще всего „сверху“, приводила к резкому ослаблению ответственности за выполнение плановых заданий. У некоторых руководителей сложилось убеждение, что главным местом борьбы за выполнение плана является проспект Маркса — Кремль, а не отрасли и предприятия. Мне в такой „сезон“ приходилось выдерживать „осаду“ чиновников всех рангов, включая верховное государственное и партийное руководство страны, не говоря уже о руководителях отдельных республик и областей».
