— Нет, она здоровая, это так… Скоро пройдёт. Скажите им, чтоб не вызывали скорую помощь.
Между тем девушка открыла глаза. Я приподнял ей голову и спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Было ясно, что она меня поняла. Сознание медленно к ней возвращалось.
— Галька, Галька, ты что? А? Галька… — бормотала её подруга.
— Вы можете сесть? — спросил я
Она медленно выпрямилась и села.
— Галька, идти надо. А то они скорую помощь вызовут, в больницу отвезут. Слышишь? Идти надо. — И мне: — Здесь недалеко. Вон через мост и направо.
— Сейчас, — сказала Галька. Опираясь на меня и на подругу, она поднялась, и мы медленно двинулись через мост. Кто-то из толпы подал мне забытый плащ. Таким порядком, поддерживая больную, мы перешли мост, свернули направо и оказались перед входом в обшарпанный трёхэтажный дом, точь-в-точь похожий на мой.
— Какой этаж?
— Тут я сама доберусь, мне уже лучше, — поспешно сказала Галя.
— Давайте я помогу.
— Нет-нет, — словно испугалась она, — туда не надо. Я сама.
— Ладно, как хотите. Но предупреждаю: если припадок повторится — немедленно в больницу. Это может быть опасно. Я врач, знаю, о чём говорю. На всякий случай: я живу вон на той улице, параллельной, видите? Дом номер десять, третий этаж.
— Спасибо, спасибо вам, — говорили они наперебой, и мне показалось, что главное для них — чтобы я поскорее ушёл.
Позже, раздумывая об этой истории (а она имела продолжение), я задавал себе вопрос: ну а если бы они были из какой-то другой страны? Если бы мы с ними не говорили на одном языке? Если бы я не представлял себе так отчётливо их прошлое, семьи, их родителей, с которыми, возможно, я как-то даже пересекался — ходил в одну школу, жил в одном доме? Втянулся бы я так активно в эту историю, тронула бы меня их участь? Не знаю. Ведь как бы то ни было я врач, я давал клятву Гиппократа, это мой профессиональный долг, помимо всего. И ещё — память о жене. Представляю, как близко к сердцу она приняла бы судьбу этих девочек!
В общем, примерно на третий день после описанного события меня разбудил стук в дверь. Это был хозяин дома, он жил на первом этаже.
— Вас там спрашивает молодая женщина. По-итальянски не понимает. «Dottore, dottore» — и наверх показывает. Я думаю, это к вам.
Я натянул штаны и свитер и сбежал вниз. Так и есть: та девчушка, подруга больной, вся в слезах.
— Гале опять плохо. Хотела по лестнице сойти и упала. Я её обратно в комнату втащила. Лежит на полу. Ой, как страшно…
Она заревела в голос.
Я сбегал наверх, надел плащ, захватил сумку с медикаментами, она у меня всегда с собой.
Жили они на третьем этаже в такой же комнате, как моя. Галя неподвижно лежала на полу. Мы перенесли её на кровать, я дал ей нашатырного спирта и сделал укол. Через некоторое время она открыла глаза. Я убедился, что сознание к ней вернулось, и сказал:
— Вот что, дорогие мои, хватит в игры играть. Речь идёт о жизни и смерти, понимаете? Немедленно, сегодня же домой! Может, уже поздно, понимаете?
Наступила долгая пауза. Девушки молча смотрели друг на друга, потом Галя сказала с удивительной для её состояния твёрдостью:
— Это невозможно. Мы не можем вернуться нормально, у нас нет документов. Нам даже билет никто не продаст.
— Но ведь сюда вы как-то въехали. Так же езжайте обратно.
Они снова переглянулись.
— Нас сюда привезли нелегально. Вы понимаете, что это тайна и если вы кому-нибудь скажете… полиции или даже больнице… вам будет плохо? Понимаете?
Я всегда знал, что добрые дела не остаются без наказания. Им я этого, разумеется, не сказал, а только заметил:
— Вот эти самые люди, которые привезли вас, пусть и увезут тем же путём.
Она усмехнулась — видимо, моей наивности:
— Они меня живой не отпустят: я деньги им должна, они потратили много денег, чтобы привезти нас сюда.
— Но вы тяжело больны, вы всё равно не можете… не можете… работать. — Я почувствовал, что краснею.
— Они её не отпустят, пока не отработает всё до копейки, — сказала вторая, которую Галя называла Леной. — Умрёт так умрёт, они тело в канал выбросят. Так уже случалось…
Она опять заплакала. Она плакала всё время, веки её, чуть прикрытые белесыми ресницами, набухли и покраснели.
— Я попробую сказать им, что больна, — проговорила Галя неуверенно. — У них есть врачи — свои, конечно, которые в курсе…
— Если это действительно врачи, они должны понять, что дело серьёзное.
Я ушёл и весь день опять бродил по городу, прячась от дождя в церквях. Часа два просидел перед алтарём удивительной красоты в церкви Св. Захарии. Сидел и думал о том, что вот я, гражданин свободной Америки, в демократической Италии ничего не могу поделать с обыкновенными уголовниками, которые, по сути дела, торгуют рабами. И об этих двух девчонках… Какая сила заставила их отважиться на такое предприятие? С голоду там вроде никто не умирает, а просто чтобы жить лучше, больше иметь… Проходить ради этого через такие унижения, рисковать жизнью… Не могу себе представить. Эта худенькая блондинка Лена разговаривает как культурный человек, у неё правильное произношение. А Галя явно откуда-то с юга, может, с Украины. Выглядит она крепче, но ведь именно она больна. Страшно сказать, но больше всего это похоже на опухоль в мозгу. Если так, то операция нужна немедленно, болезнь развивается быстро. Что делать? Я перебирал в уме самые невероятные ответы, и в частности мне пришло в голову: что если они, или хотя бы одна Галя, зайдут в российское консульство и во всём признаются? Не выгонят же их вон, на улицу, на верную смерть?!
С этой идеей я тут же побежал к несчастным девчонкам, я боялся позже не застать их: уйдут «на работу» и пиши пропало. Дома была одна Галя, она лежала на кровати в джинсах и тёплом свитере. В комнате было холодно, не прибрано, на окне развешана мокрая одежда.
— Мне хуже, — сказала она уныло. — Не смогла спуститься с лестницы. А вам тут опасно: каждую минуту может появиться… ну этот… наш спонсор. Как увидит, что я не вышла на работу, тут же прискочит, не сомневаюсь.
«Спонсор»? Вот это да… Я, конечно, догадался, что речь идёт о сутенёре, но это название, «спонсор», удивляло своей неуместностью. Почему бы не применить более правильное слово «пимп», если уж заимствовать английские слова?
Я изложил ей свой план действий и обязался помочь добраться до консульства. Она безнадёжно мотнула головой:
— Не станут они помогать мне, я ведь для них никто. Как я докажу, что имею российское гражданство?
— Но уж это-то им ничего не стоит: позвонят в Москву и установят.
— Как же, будут они время тратить, разыскивать. А потом — я выехала без визы, незаконно, значит я преступница. Таких наказывать надо. Нет, с ними связываться — не дай Бог…
