Она снова безнадёжно покачала головой. Я попытался объяснить ей, что если сказать консулу… Но замолчал посреди фразы, услышав, как дверь в комнату распахнулась. Я оглянулся. На пороге стоял высокого роста негр в облегающем чёрном кожаном пальто, в кожаной шляпе и сапогах. Глядя на меня, он спросил:
— Who is this fuck, Galya?
По произношению я сразу узнал американца и ответил по-английски:
— Я врач. Галя больна. Очень больна.
Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Если ты больна, — он обращался к Гале, хотя смотрел на меня, — то у нас есть врачи. Для больных. Я тебе говорил много раз, чтоб не просила ни о чем посторонних.
— Она упала на улице, она не может ходить. Её немедленно нужно в больницу.
— Слушай, ты, доктор или кто ты там. Вали отсюда немедленно, если хочешь жить. Понял? И забудь сюда дорогу. Понял? Если я тебя ещё раз здесь увижу… — Он выразительно потрогал свой карман. — Понял?
Я понял.
Полицейский участок находился недалеко от вокзала. Меня принял дежурный офицер, но разговора не получилось: он не понимал по-английски, я не мог говорить по-итальянски. Вызвали другого офицера — молодого, щеголеватого. Он держался несколько высокомерно, зато по-английски говорил свободно. Я рассказал всю историю и объяснил, что больную нужно немедленно госпитализировать. Он выслушал меня, не перебивая; под изящными усами скрывалась скептическая улыбка.
— Пожалуйста, примите срочные меры. Это может быть опухоль в мозгу. Они живут недалеко, возле канала Святой Катерины. — Я подал ему бумажку с адресом.
Он покрутил в руках бумажку и после паузы заговорил:
— Видите ли, дело кажется несложным, однако есть тут свои трудности. Мы, конечно, примем все возможные меры, однако… Начать с того, что в нашей стране проституция не запрещена. Разумеется, с моральной стороны мы её осуждаем и всё такое, но противозаконной она не является, и арестовать кого-либо за подобную деятельность мы не можем. Так что остаётся только нелегальный въезд в страну. Что ж, мы пойдём по указанному адресу и спросим у этих женщин въездные документы, а если таковых не окажется, арестуем. Однако как я понял вас, самое основное в этом деле — болезнь и срочная медицинская помощь, так? А в этом смысле арест не поможет, скорее, наоборот… Больная окажется в предварительном заключении, где условия, сами понимаете… Вряд ли кто-нибудь станет всерьёз её обследовать, тем более делать сканирование, ведь она даже не гражданка… Начнётся процесс высылки в Россию. Длительность этого процесса законом не ограничена, она зависит только от расторопности другой стороны. А я не думаю, что Россия проявит большое желание получить эту даму как можно скорее. Так что сами судите…
— Но тут еще этот… «спонсор». От него исходит опасность.
— Этот тип по вашим описаниям — американец, ему виза для въезда в Италию не нужна. Он находится здесь законно, а деятельность его тоже не запрещена. За что мы его можем арестовать? За угрозы? Это недоказуемо. Но поймите правильно: мы не отказываемся разобраться в этом деле. Просто я считаю необходимым ознакомить вас с некоторыми правовыми аспектами, которые возможно…
Он ещё долго разглагольствовал, упиваясь своим знанием английского. На прощание он снова заверил меня, что всё зависящее от полиции будет сделано. И тонко улыбнулся в свои изящные усики.
Следующие два дня прошли в напряжённом ожидании: я ждал, пока полиция сделает своё дело. Я по-прежнему ходил по городу, но перестал замечать его красоту, а в музеи и церкви заходил больше для того, чтобы погреться. И думал, правильно ли поступил. В общем-то, кроме как обратиться в полицию, ничего другого я сделать не мог. «Неправда, мог. Нужно было вызвать скорую помощь. Ну и что ж, что не гражданка, врачи обязаны помочь любому человеку в таком положении. А уж потом разбираться, кто гражданин, а кто нет». Это был её голос, голос моей жены, который упрекал меня, корил, не умолкая ни днём, ни ночью. Я оправдывался, приводил все известные мне доводы. Но через некоторое время она опять говорила: «Ты просто струсил, испугался «спонсора». И я опять начинал оправдываться…
На третий день я не выдержал и вошёл в обшарпанный дом вблизи канала Св. Катерины. Поднялся на третий этаж, постучал. Никто не отзывается. Спят, может быть? Постучал сильнее. Снизу послышался голос хозяйки:
— Их нет дома. Кто там?
Я сбежал вниз. Хозяйка кое-как объяснялась по-английски:
— Три дня нет дома. Я открыла дверь своим ключом — никого нет. Вещей нет тоже. Ушли с вещами.
— Может, их арестовала полиция?
Хозяйка мотнула нечёсаной головой:
— Нет, доктор, если полиция, я бы знала. И потом — с вещами?
Провожая меня, она сказала:
— Комната вам не нужна? Можете вселяться. До конца ноября они заплатили, я с вас брать не буду. С первого декабря буду.
— Спасибо, я скоро уезжаю.
«Что это значит, куда они делись?» — думал я шлёпая по лужам. Хозяйка права, это не полиция. Скорей всего, «спонсор» перевёл их в другое место. Или вообще в другой город — подальше от меня. Но может, Галю всё же положили в больницу? Ведь если она умрёт, могут быть большие неприятности, надеюсь, «спонсор» это понимает.
Был ещё один способ отыскать их. К вечеру, на моё счастье, дождь прекратился, и я пошёл на улицу Фаббри. Променад между витринами был в полном разгаре. Я пытался разглядеть в толпе знакомые фигуры с голыми плечами. Долго мне это не удавалось, но примерно часа через два я увидел Лену. Она медленно шла вдоль тротуара с опущенной головой, ни на кого не глядя. Одна. Я догнал её и спросил на всякий случай по-английски:
— May I talk to you for a moment?
Она взглянула на меня мутным взглядом, но узнала и ответила по-русски:
— Вон там, видите, вроде подворотни. Идите туда, там поговорим.
В ущелье между домами падал неяркий отражённый свет, но даже в этом полумраке можно было разглядеть бледность лица под густым слоем краски. В глазах застыл испуг. Она походила на трагического клоуна. Или на Джульетту Мазину в фильме «Дорога».
— Где Галя? — сразу спросил я.
— Не знаю. Я думала, вдруг вы что-нибудь знаете.
Откуда я мог знать? Впрочем, в таком состоянии люди не очень следуют логике.
— Когда вы с ней расстались?
Она помялась, не решаясь отвечать, потом оглянулась. Дворик был пуст, все окна закрыты наглухо. Она понизила голос:
— Когда вы ушли… ну тогда, помните? Он говорит: «Вам здесь оставаться нельзя, этот доктор (ну про вас) в полицию может заявить. Собирайте вещи, переедете на новую квартиру». Мы что?.. Он наш начальник… Собрались и пошли, хозяйке квартиры ничего не сказали. А когда пришли на новую квартиру, Гале опять стало плохо. Он мне говорит: «Ты сиди дома, я её к врачу отведу». И с тех пор… — слезы потоками потекли по её лицу, пробивая бороздки в краске, — с тех пор её нет.
