Книга Кровавый след бога майя - Юлия Алейникова

— Александр Владимирович, прибыл, — коротко отрапортовал Смородин и легко втолкнул в кабинет бледного худощавого мужчину лет сорока пяти. Вид у свидетеля был какой-то помятый: несвежая рубашка, брюки, по которым давно стоило пройтись утюгом, лохматая шевелюра прошита сединой. Глаза испуганные.

— Яков Семенович? Присаживайтесь. — Майор приветливо кивнул.

Вошедший молча дернул головой. Кадык перекатился по горлу, как будто перед визитом к следователю Симановский проглотил здоровенную шестеренку.

— Садитесь, товарищ Симановский, — повторил майор.

Свидетель дернулся еще раз и, как марионетка, высоко поднимая колени, добрел до стола и упал на стул. Нервный тип. Работать с такими Корсаков не любил, беседы с ними оборачивались сущим мучением. Что ж, он с самого начала знал, что это дело будет не из простых.

— Итак, Яков Семенович, позавчера вечером вы с покойным Барановским были в баре гостиницы «Интурист», она же «Репинская». Кстати, как вы туда попали?

— Не-е знаю. В двери вошли, — проблеял Симановский.

— Разве вы проживаете в гостинице?

— Нет.

— А туда так просто пускают посторонних?

— Не-е знаю, меня Юра провел. Он прошел, и я за ним. — Симановский мучительно вращал глазами.

— И что вы делали в отеле? — тем же ничего не выражающим голосом поинтересовался майор.

— Пили. Разговаривали.

— Очень хорошо. Что пили?

— Мартини, водку, коньяк.

— Что, все сразу? — Корсаков оторопел.

— По очереди. Мартини, потом водку, потом коньяк. — Убойный запах перегара вполне подтверждал его показания.

— Как долго вы там пробыли?

По горлу Симановского снова прокатилась шестеренка.

— Не знаю. До часа, кажется.

Корсаков уже знал, что приятели покинули «Репинскую» без четверти час, этот факт подтвердили швейцар и бармен. Оба посетителя так набрались, что не запомнить их было сложно. Опять же соотечественников в интуристовской гостинице много не бывает, не положено. Но Барановского там знали и пускали. По согласованию, так сказать.

— Как добрались до Дома творчества? — Корсаков решил не щадить свидетеля: медлить было нельзя.

— Вдоль дороги, по обочине. Машин не было, и мы дошли. Кажется. — Симановский продолжал обильно потеть.

— Что было, когда вы дошли?

— Нельзя сюда, что вы себе позволяете! — Из коридора донесся возмущенный голос Смородина.

Дверь распахнулась. Отбиваясь от лейтенанта, в кабинет протиснулась невысокая полная женщина в пестром платье с глубоким вырезом. Кудряшки ее от натуги растрепались, щеки раскраснелись.

— Гражданка, почему врываетесь в кабинет? — поднялся майор.

— Симановская Тамара Михайловна, жена его. — Дама кивнула на заметно ожившего Симановского.

— Проходите, — разрешил майор.

Симановская на ходу промокнула мужу лоб свежим платочком, поправила воротник, пригладила торчащие вихры и уселась рядом с ним.

— Итак, Яков Семенович, что вы делали, когда добрались до Дома творчества?

— Яша, что вы делали? — продублировала вопрос супруга.

Симановский промычал что-то неопределенное.

Жена, вероятно, читала его мысли, потому что тут же перевела их майору:

— Они с Юрой пролезли на территорию, выбрались на центральную аллею и там под фонарем возле третьего домика минут пятнадцать курили, глядя на звезды и пытаясь вспомнить стихи какого-нибудь классика, посвященные этому чуду природы.

— Откуда вам известны такие подробности? — прищурился майор.

— Яши долго не было, я сидела у окна и волновалась. Когда я услышала голоса, сразу поняла, что это муж с Барановским. Я окликнула мужа. Он явился и все мне рассказал.

— Что все?

— Все. Где были, что пили, о чем говорили. Потом я уложила его и хотела лечь сама, но тут раздались крики. Я снова вышла, прошла между третьим и пятым домиками и увидела толпу. Пришлось вернуться, повязать косынку — у меня на голове были бигуди, как-то неудобно. — Тамара Михайловна кокетливо моргнула ресницами, на которых комками висела тушь.

Яков Семенович кивал, преданно глядя на супругу.

— На дорожке лежал Юра, уже мертвый. Рядом стояла его теща, и Хохлов всем рассказывал, как прибежал на ее крик. Я послушала и пошла домой за кофтой — ночь все-таки, прохладно. Яша спал, я тихонько оделась и снова вышла на улицу.

— С вами все ясно, но меня больше интересует ваш супруг. Яков Семенович, о чем вы говорили с покойным Барановским в баре гостиницы, по дороге в Дом творчества и на аллее перед расставанием?

— О чем могут говорить двое нормальных пьяных мужиков? — не дала Симановская мужу и рта раскрыть.

— О чем же? — Майор сжал губы в ниточку.

— О женщинах, разумеется, — авторитетно заявила она. Супруг преданно кивнул.

— О каких женщинах, Яков Семенович?

— Конечно, о его женщинах! У Барановского было много женщин, и всегда находилось, о чем поговорить.

— Послушайте, гражданка Симановская, — не выдержал майор. — Вынужден вам напомнить, что идет допрос вашего мужа. Если вы не уйметесь, я выставлю вас из кабинета, а вашего мужа доставят к нам на Суворовский проспект, и там я уже в официальной обстановке проведу допрос по всей форме. Поймите же, ваш муж — последний, кто видел Юрия Барановского живым.

Симановская икнула, похлопала ресницами.

— Яша, расскажи им все.

— Итак, о чем вы говорили с Барановским в ночь его гибели?

— О женщинах, — промямлил свидетель.

— О каких женщинах? Подробности?

— О его женщинах. — Симановский, как загипнотизированный, повторил слова жены, но, поймав взгляд майора, встряхнулся. — У Юры действительно были запутанные отношения с женщинами. Он не любил жену и хотел с ней развестись. Кажется, он застал ее с любовником. Еще он не знал, что делать дальше: вернуться к бывшей жене, он очень ее уважал, даже любил, или попробовать жениться на одной девушке, с которой у него сейчас отношения. Или пожить одному? Или, как Высоцкий, жениться на француженке? Я, конечно, был против, я так ему и сказал: что у нас, своих женщин мало? Русские женщины самые красивые в мире.