Только сторонники Сталина спокойно и аргументировано говорили по вопросам, напрямую связанным с проектом Конституции. Нарком иностранных дел М.М. Литвинов отметил, что мы «не возвращаемся в лоно европейского демократизма, к буржуазным свободам, а наполняем это понятие новым опытом, советским содержанием». Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский сообщил о резком снижении давления государства на население страны. Количество осуждённых за хищение социалистической собственности «сократилось очень резко», но появился новый вид преступности — политической. Только здесь прокурор достаточно возвышенно сказал, что «на все гнусные попытки и вылазки врага, посягающего на любимых руководителей советского государства и советского народа», советский суд «отвечал и будет отвечать, применяя всю полноту и силу советского закона». Член Политбюро и секретарь партийной организации Ленинградской области А.А. Жданов успокоил тех, кто мог увидеть в проекте Конституции ревизию марксизма, отметив, что «рабочий класс сумел выполнить до конца свою роль преобразователя общества на социалистических началах». Об этом убедительно свидетельствуют коренные изменения в промышленности и сельском хозяйстве. По вопросу альтернативы избирательной системы сказал, что мы имеем в руках все необходимые рычаги, «чтобы предотвратить возможность появления в советах врагов конституции не административными мерами, а на основе агитации и организации масс». Укрепление диктатуры пролетариата теперь можно осуществлять государственным руководством обществом более гибкими и сильными мерами. Председатель правительства В.М. Молотов констатировал, что «Конституция закрепляет социалистическую основу в экономике и общественном устройстве нашего государства». При этом подчеркнул, что «новая система послужит дальнейшему оживлению как выборов в советы, так и всей работы в советах. Поможет встряхнуть слабых, плетущихся в хвосте событий организаций, облегчит выдвижение новых сил из передовых рабочих, крестьян и интеллигенции, которые должны прийти на смену отсталым или обюрократившимся элементам». К врагам партии Ленина — Сталина выступавший отнёс Троцкого и его сторонников, которые остались «непоколебимыми коммунистами и революционерами», но критиковали группу Сталина и новую Конституцию за скатывание в ревизионизм, за отказ от диктатуры пролетариата.
Проходившие в течение 6 дней прения по докладу показали, что среди делегатов съезда, помимо инертного большинства, имеются две небольшие, но активные группы. Первая из них, представлявшая широкий уровень руководства, демонстративно уходила от обсуждения новой избирательной системы, но зато нагнетала атмосферу вражды к классовым врагам. Вторая группа, включавшая сторонников сталинских реформ, настойчиво стремилась добиться безоговорочного принятия новой Конституции для скорейшего воплощения её принципов в жизнь.
После принятия проекта Конституции за основу была образована «редакционная комиссия в составе 220 человек», которой поручили «в трехдневный срок представить на рассмотрение съезда окончательный текст конституции».
В итоге 5 декабря 1936 года чрезвычайный VIII съезд Советов Союза ССР единогласно утвердил проект Конституции СССР. Безусловно, это была большая победа сторонников Сталина. Однако главная цель — смена бюрократического руководства за счёт новых сил на основе альтернативных выборов — оставалась пока неопределённой и ещё более сложной задачей. Положение о выборах и сроки выборов в Верховный Совет Союза ССР съезд поручил разработать прежней власти — ЦИК.
В период работы редакционной комиссии, 4 декабря, в Кремле состоялся пленум ЦК. Основной доклад «О троцкистах и правых антисоветских организациях» сделал нарком Ежов, который очертил круг преступлений, совершавшихся троцкистами и зиновьевцами. Сообщил о раскрытии силами НКВД блока, возглавлявшегося Пятаковым, Сокольниковым, Радеком и Серебряковым. Связал в преступные цепочки разоблачённых в последние месяцы бывших оппозиционеров, занимавших большие посты в промышленности и на транспорте, с теми, кто работал с ними вместе. Привёл количественные данные о репрессиях, составивших в последние месяцы по стране порядка 5 тыс. человек. (Это было значительно больше, чем предлагал Сталин — «исключить из партии 600 троцкистов и зиновьевцев», но несравненно меньше, чем говорил Троцкий — «в оппозиции находятся 20–30 тысяч человек»). Заверил ЦК партии, что «до конца раскорчуем всю эту троцкистско-зиновьевскую грязь и уничтожим их физически». Выступивший затем Бухарин, одобрив деятельность НКВД, полностью поддержал Ежова в осуждении Троцкого и Зиновьева. Пояснил, что «получилась разветвлённая сугубо конспиративная террористическая партийная организация с большим конспиративным навыком и с новыми приёмами борьбы, которая расставила свои силы». Посчитал абсолютно «правильным и необходимым уничтожить всех этих троцкистов и диверсантов». Признал «свою активную роль в правой оппозиции», а раскаяние закончил признанием «в любви и преданности товарищу Сталину». Получивший затем слово Рыков поддержал все обвинения в адрес троцкистов, хотя и пытался обелить себя. При этом отметил: «Мы живём в такой период, когда двурушничество и обман партии достигли таких размеров и приняли настолько изощрённый, патологический характер, что, конечно, было бы совершенно странно, чтобы мне или Бухарину верили на слово». Рыков не стал опровергать показания арестованных единомышленников, согласно которым его намечали в правительство СССР после отстранения от власти группы Сталина.
Выступившие в прениях первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Р.И. Эйхе, секретарь ЦК Украины С.В. Косиор и первый секретарь Донецкого обкома С.А. Саркисов продемонстрировали воинственную нетерпимость и неприкрытую кровожадность к троцкистам, которых нужно не в ссылку отправлять, а расстреливать. Этому кругу руководителей нужен был образ врага, чтобы на него списать все собственные недостатки, просчёты и ошибки. Кроме того, образовавшийся разрыв между группой Сталина и ними они хотели нерасторжимо связать пролитой кровью врагов. Причём к врагам они готовы были отнести кого угодно, только не себя.
Представители же сталинской группы старались перевести дискуссию в более спокойное русло. Так, Молотов обратил внимание на то, что все дела, в том числе Бухарина и Рыкова, надо расследовать самым внимательным образом. Напомнил, что даже Зиновьева и Каменева старались не запачкать, хотя все нити были в руках следствия, и «обвиняли их в том, в чём они сами признались».
Материалы этого пленума, продолжавшегося до 7 декабря, никогда полностью не публиковались.
Группа Сталина стремилась применять репрессивные меры только в отношении явных оппозиционеров, сидевших в руководящих органах ещё со времён революции, решая остальные кадровые вопросы мирным путём. 4 февраля 1936 года заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК вместо Ежова стал его первый заместитель Маленков. Он провёл сложные перестановки в руководстве обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий. Шесть секретарей были переведены с понижением или повышением в должности из одного региона в другой без какой-либо мотивации, хотя в этом движении вполне можно было усмотреть их отношение к конституционной реформе. С этого времени обозначилась определённая тенденция: при переводе обвиняли первых секретарей в различных прегрешениях. Кроме того, проявилось также стремление выдвигать на руководящие посты и местные национальные кадры. Общая направленность всех кадровых перемещений состояла в стремлении руководителей высших уровней упрочить собственное положение. При этом никого из тех, кого сняли или понизили в должности, не только не репрессировали, но и не подвергли открытой критике.
