Деньги правят миром. На них можно купить хлеб. На них можно купить верность, даже красоту и ум. Благодаря им худородный транжира превращается в почтенного джентльмена. С деньгами даже простак становится умным, урод — красавцем. Лучшие английские качества происходят от серебра. Я отнимал это серебро. Я возвращал англичанам горбатые спины и кривые носы, лишал громких титулов и имен. Я выбивал из них ум, и ты делал то же самое, но это не мешает тебе везти меня на виселицу — ради денег. Если ты патриот, то я лесная фея.
Твой король пообещал тебе добрую часть моих сокровищ, однако ты их не получишь. Он отнимет у тебя то, что ты отнял у меня. Деньги правят даже королями.
Повесить можно лишь однажды. Я же намерен убивать тебя раз за разом — каждым словом, которое здесь напишу. Можешь сколько угодно звать себя патриотом. По мне, ты просто вор.
Хочешь, составлю смету своих богатств? Смотри, пересчитай все сразу же, а то король, чего доброго, обвинит тебя в недостаче. Тогда ты сядешь на скамью и тебе, а не мне учинят допрос о главном сокровище. И тебя тоже вздернут, как старика Сильвера.
Мне отсюда прямая дорога — на виселицу. А тебе? Сначала — позорный столб. Я напишу обо всех богатствах, кроме одного, которого они жаждут превыше всех. Тебе выпадет шанс доложить о нем королю, потом повторить то же судьям и, наконец, палачу.
Стоит мне протянуть руку, и я смогу рыться в гинеях, дукатах и дублонах. У меня здесь монет хоть отбавляй. Есть золоченые клинки. Есть меха. Есть табакерки. Есть часы, шелка, кружево. Настоящее, тончайшей ручной работы. Есть обручальные кольца, медальоны, пистолеты. Есть сукно, прямиком из Ипсуича. Есть ожерелья, есть цепи. Есть оловянный сервиз — могли бы выпить чаю на посошок. Есть всякие тюки, связки и короба. Свежая вода в достатке и столько виски, что хватит продержаться до Судного дня.
Золотой песок у меня хранится в бурдюке рядом с кроватью. Одна туфля наполнена дукатами, а другая — пиастрами. В карманах голубого камзола рассыпаны реалы, в башмаке — риксдалеры. Заходи ко мне в гости, дружище. Я покажу тебе мешки золота, камни, цепи, шелка и золоченые клинки для полноты картины.
«А как же главный клад — сокровище королей?» — спросишь ты. Что ж, почти все мы озолотились в его поисках. Я бы сказал, что всякий, кто со мной плавал, стал богачом — кроме одного. Он не взял монет. Он делил с нами хлеб и не ел мяса. Наше мясо ему не годилось. Помянем же Соломона. Начну, откуда дует ветер.
* * *
В тот год, когда мы с Эдвардом углубились в разгадку тайн Библии, «Линда-Мария» потопила пять крепких кораблей — и хоть числом пушек они нас превосходили, во всем прочем оставляли желать лучшего. Мы были быстрее, напористее в атаке и упорнее в преследовании, тогда как два испанца, португалец, англичанин и француз медленно отвечали и неуклюже лавировали.
Затем мы с попутным ветром прибыли на Канары, где жители столь легковерны, что можно обчищать их походя, радуясь чудному климату.
Близ Канар, у берегов Ла-Пальмы, на нас обрушился шквал, который принес с собой грозу, дождь и Соломона. Мы сидели в кече[7] с Джимми Лэмом и Луисом Джеем, твоими приятелями. Было бы неплохо повидаться с ними еще раз.
Если помнишь, Джимми и Луиса я подобрал на полу какой-то пивной в Номбре-де-Диос. У них вышел спор, кто лучше стреляет, и после глотка-другого рома они решили подкрепить слова делом. Джимми получил три пули, а Луис — две. Я уладил спор, отняв пистолеты и вручив каждому по палашу. Капитан Боннет Лав — посредственный тип, которого ты позже перехватил у Барбадоса, бросил ребят на берегу после перестрелки. Капитаном он был не ахти каким, но славился пристрастием к пению. Бьюсь об заклад, он пел даже с петлей на шее. Так или иначе, я приволок Джимми и Луиса на корабль. Лаву они были уже не нужны. Как есть посредственность — что с него возьмешь!
Как оказалось, Джимми был от природы склочный малый, а Луис — тихоня, пока не напьется. Выглядели они одинаково: оба черноволосы, голубоглазы, светлокожи и простодушны. Оба легко обгорали на солнце, поэтому обмазывались жидким тестом, чтобы избежать волдырей. Люди несведущие могли принять их за призраков из команды Старого Ника. Они носили одинаковые красные жилеты — такого же цвета были буквы в слове «кровь», нацарапанном в Библии, что придавало им и вовсе жуткий вид. Вдобавок они вплетали в бороду красные ленточки. Как ты знаешь, Джимми и Луис были бранями. Я однажды спросил, почему у них разные фамилии. Они ответили, что мать их не признала — не иначе постыдилась.
Так вот мы с Джимми и Луисом отправились рыбачить с неводом, точь-в-точь как местные. Рыбная ловля — недурная забава для пирата, когда он не занят разбоем, убийством или мародерством. Мы отошли всего ярдов на двести, и тут нас застигла буря. Я велел Луису грести в бухту, где скалистые берега защищали от шторма. Когда все улеглось, Джимми забрался на холм и доложил, что «Линда-Мария» не пострадала, а потом закричал, чтобы мы скорее поднимались к нему. Оказалось, на острове была еще одна бухта, поменьше, и в ней плавала лодчонка. В лодке сидел человек. Он повалился вперед, но все еще держался за весла. Мы сбежали по склону, выволокли лодку на берег и осмотрели гребца.
Он походил на какого-то священнослужителя: из одежды на нем были черные брюки, белая рубашка с кистями и широкополая соломенная шляпа. Из-под шляпы выглядывала всклокоченная черная борода. Кто-то другой выглядел бы сущим дьяволом с такой бородищей, а наш незнакомец имел вид добродушный, а борода казалась для него так же естественна, как для кота — усы. Рубашка на нем порвалась, но этим, по-видимому, повреждения ограничивались. Сложения он был крепкого, а роста высокого, почти с меня, и так же широк в плечах. На миг незнакомец очнулся, крикнул нам что-то на неведомом мне наречии и опять провалился в забытье. Джимми обрадовался и стал отговаривать нас брать неизвестного на корабль. Я сказал, что нет большой беды в том, чтобы приютить священника. Мне даже хотелось его подобрать — вдруг он сможет помочь нам с разгадкой шифров. Джимми заметил, что тип этот скорее всего послан нам на погибель самим дьяволом. Они с Луисом начали спорить о том, всплыл ли «священник» из пучины или свалился с небес.
Я положил конец спорам, сказав, что, если он и впрямь священник, мы всегда сможем пустить его на корм акулам забавы ради (не то чтобы я собирался так поступить). Однако ни Луис, ни Джимми не отказывались от своих слов без борьбы. Луиса мне удалось смягчить, а его брату я сказал, что, будь незнакомец демоном, мы могли бы научиться у него кое-чему, прежде чем бросить акулам. Джимми остался доволен.
Тут наш гость очнулся. Луис велел ему заплатить шиллинг за спасение. Человек ответил, что у него нет ни шиллинга, ни средств его раздобыть, но смерти он не боится. На этом Соломон — так его звали — опять что-то запричитал на том самом диковинном языке, которым приветствовал нас в первый раз.
Я вытащил шпагу и велел ему проклинать нас по-английски, раз уж он это затеял, а Соломон ответил, что ничего подобного не говорил. Странное дело, но я ему поверил. Он снова что-то забормотал, раскачиваясь взад-вперед. То и дело Соломон оглядывался на нас, но большей частью его взгляд был сосредоточен на чем-то далеком, чего мы, как ни старались, не смогли уловить.
