Книга Жизнь Рембо - Грэм Робб

Это сочетание жестокого интеллекта и сильного стремления к физической привязанности очень быстро становится непреодолимым для Верлена. Рембо дал ему приятное ощущение отсутствия всех его предвзятых понятий. С Рембо пьянство стало интеллектуальным путешествием.

Описание Верлена второго фотографического снимка работы Каржа дает довольно опьяняющее впечатление привлекательности Рембо. Оно тем более примечательно, что написано было в то время, когда Верлен был заинтересован в том, чтобы отрицать любую нечистоплотность в их отношениях: «Дитя Казанова… казалось, смеялся в дерзкие ноздри, в то время как красивый неровный подбородок, кажется, говорил «убирайся прочь!» любой иллюзии, которая не была результатом самого необратимого акта воли. Великолепная копна волос, мне кажется, могла быть смята таким образом лишь умело уложенными подушками, помятыми безупречным локтем капризного султана. И совершенно зрелое пренебрежение к одежде, которая совершенно лишняя для этой буквально дьявольской красоты!»[244]

После двух недель, проведенных в лаборатории, Рембо внезапно ушел не попрощавшись. Его исчезновение казалось на первый взгляд загадочным, но хронология предоставляет нам очевидный мотив.

К этому времени «дитя Казанова» стал серьезным яблоком раздора в доме Верлена. В воспоминаниях Матильда описывает первый известный пример влияния Рембо на другого поэта: «С момента приезда Рембо Верлен одевался в самой непринужденной манере. Он опять пристрастился к своим ужасным шарфам и небрежным шляпам. Иногда он целую неделю не менял одежду или не чистил ботинок».

За неделю до рождения первенца стало очевидно, что Верлен перенес свою привязанность на другого. После ужина в доме его матери он рассказал Матильде о недавнем разговоре с Рембо:

«ВЕРЛЕН: Как тебе удалось заполучить мои книги в Шарлевиле, когда у тебя совсем не было денег?

РЕМБО: Я обычно брал их с витрины книжной лавки и клал обратно, когда прочитывал. Но потом я начал беспокоиться, что меня могут поймать, поэтому я брал их, прочитывал и продавал».

Когда Матильда заметила, что «это показывает, что твой друг не слишком честен», он вытолкал ее из постели на пол.

Неделю спустя Верлен вернулся домой в полночь и узнал, что у него родился сын. Сначала, казалось, он был счастлив. Матильда надеялась, что маленький Жорж спасет их брак.

Именно в это время и исчез Рембо.

Его выбор времени был катастрофически точным. Исчезнув в критический момент, он внедрился в трещину, которая уже появилась в браке Верлена. Фактически это был ультиматум: Верлену придется выбирать между респектабельностью и творческой свободой. Рембо предлагал ему спасение от «претенциозной» среды, которая остановила рост Бодлера.

У Верлена не было намерения оставлять домашний комфорт, но он винил себя за потерю своего протеже в большом городе и отправился на его поиски. Погода становилась холодной, а у Рембо не было денег. Даже после перестройки Парижа бароном Османом большая часть Латинского квартала все еще оставалась лабиринтом средневековых улочек. Всем, кто хотел исчезнуть, сделать это там было довольно легко.

Несколько дней спустя, прочесывая грязные улочки вокруг площади Мобер, Верлен столкнулся с мрачного вида уличным мальчишкой. Щеки у него запали, одежда была разорвана в клочья, по телу ползали вши. Это был Рембо, по словам Верлена «умирающий от голода и холода». «Он (Верлен) предложил пойти в дом своей матери»[245].

Рембо, видимо, пытался как-то себя содержать. Его видели на углу улицы рю де Риволи, продающим кольца для ключей. Он также написал несколько статей, которые предложил Фигаро. Статьи не приняли. Известны только их названия: Les Nuits blanches («Бессонные ночи»), Le Bureau des cocardiers («Контора кокардьеров») и Les Réveilleurs de la nuit («Будильщики в ночи»)[246].

Первые две статьи могли быть заметками Рембо периода нищеты: «Бессонные ночи» и необъяснимая «Контора кокардьеров» («фанатичных солдат») – возможно, его первый контакт с набором в армию. Последнее название «Будильщики в ночи», похоже, относится к малоизвестной профессии, которая, как и лоточная торговля кольцами для ключей, была тогда на грани вымирания. В самых бедных районах люди-будильники бегают ранним утром, будя фабричных рабочих за небольшую плату[247].

Рембо уже тогда практиковал свой излюбленный литературный жанр, от которого он так и не отказался: отчеты из первых уст о неизведанных регионах.

После того как его снова отыскал Верлен, Рембо продолжал погружаться на богемное дно. Он теперь был водворен в еще более нездоровое окружение. Hôtel des Étrangers (Гостиница для иностранцев) стоял на углу улицы Расина и бульвара Сен-Мишель. Просторная комната на антресолях арендовалась группой малоизвестных художников, писателей и музыкантов. Основным предметом мебели был рояль, за которым сидел мертвенно-бледный индивид в клубах гашишного дыма и наигрывал невероятную мелодию.

«Скверные парни» были на задворках Парнаса. Обитатели Гостиницы для иностранцев были отколовшейся подрывной группировкой, которая отделилась от этих задворок. Рембо называл их «парнасским мусором»[248]. «Зютисты» – название, которое закрепилось за этой творческой группировкой в истории культуры, – было оскорблением самого понятия культуры[249]. Они были настолько авангардны, что некоторые из них, казалось, вряд ли когда-либо произвели какое-либо произведение, достойное публикации.