Одновременно в конце 1932 г. император Японии Хирохито одобрил разработанный генеральным штабом армии план войны против СССР на 1933 г., который учитывал изменившееся после захвата Маньчжурии стратегическое положение: в случае войны японской оккупации подлежало не только Приморье, но и вся территория к востоку от озера Байкал{154}.
Вопрос о будущей войне против СССР детально обсуждался на проходившем в июне 1933 г. очередном совещании руководящего состава японских сухопутных сил. Военный министр С. Араки настаивал на том, чтобы готовиться к войне, прежде всего против СССР и осуществить нападение на него в 1936 г., когда «будут и поводы для войны, и международная поддержка, и основания для успеха». Генералы Т. Нагата и X. Тодзио, напротив, считали, что для ведения войны против СССР «Япония должна собрать воедино все ресурсы желтой расы и подготовиться для тотальной войны». Тодзио говорил о рискованности преждевременного выступления. Поддерживая эту точку зрения, начальник второго управления генерального штаба Нагата указывал, что для войны против СССР «необходимо иметь в тылу 500-миллионный Китай, который должен стоять за японскими самураями как громадный рабочий батальон, и значительно повысить производственные мощности Японии в Маньчжурии»{155}. Поскольку такую программу выполнить к 1936 г. было трудно, предлагалось воспользоваться заинтересованностью советского правительства в улучшении советско-японских отношений и изучить условия заключения пакта о ненападении с СССР.
Главный смысл предложений сторонников серьезной подготовки х будущей войне с Советским Союзом состоял в том, чтобы прежде создать в Маньчжурии мощную военно-экономическую базу и покорить Китай. Однако большинство участников совещания, хотя и понимали важность «китайского фактора», проголосовали за обращение к императору с рекомендацией сосредоточить усилия и финансовые средства на подготовке к столкновению с СССР, который был определен как «противник номер один».
Агрессивные намерения армейских офицеров и генералов не остались незамеченными в столицах западных держав, которые были заинтересованы в военной конфронтации Японии с СССР и пытались ее стимулировать. Посол США в Японии Дж. Грю доносил в Госдепартамент: «Один из помощников военного атташе сказал мне, что он с группой своих иностранных коллег пришел к заключению, что война (Японии) с СССР совершенно неизбежна и что она начнется весной 1935 г., хотя некоторые из его коллег полагают, что эта война может начаться и раньше». В октябре 1933 г. Дж. Грю, сообщая в Госдепартамент о решимости Японии «устранить в удобный момент препятствие со стороны России в отношении японских честолюбивых планов», отмечал, что «японцев можно легко побудить вторгнуться в Сибирь»{156}.
В Советском Союзе верно расценивали складывавшуюся обстановку. 3 марта 1933 г. заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан писал в ЦК ВКП(б): «Мне кажется, не может быть двух мнений, что наиболее идеальным выходом из кризиса и из создавшегося на Дальнем Востоке положения для САСШ (США) и для других европейских держав была бы война между СССР и Японией. Нас будут втягивать и толкать на это…»{157}.
Подыгрывая ожиданиям западных политиков, японское правительство пыталось создать у них впечатление, что оккупация Маньчжурии предпринята с единственной целью создать плацдарм для войны с СССР. За несколько месяцев до начала «маньчжурского инцидента» японское правительство официально запросило английское и французское правительства, может ли оно рассчитывать на их прямую поддержку в случае войны Японии с Советским Союзом. При попустительстве правительства японские правые силы развернули шумную антисоветскую пропаганду, необоснованно стали требовать новых дополнительных льгот при оплате аренды рыболовных участков. 16 марта 1931 г. было совершено покушение на торгового представителя СССР в Токио.
Вскоре после захвата Северо-Восточного Китая японское правительство в конце октября 1931 г. поручило своему послу Хироте обратиться в НКИД СССР с заявлением о том, что, мол, ходят слухи о помощи, якобы оказываемой СССР китайским войскам в Маньчжурии против Японии. В ответе НКИД было сказано, что СССР «уважает международные договоры, заключенные с Китаем… и считает, что политика военной оккупации, проводимая хотя бы под видом так называемой помощи, несовместима с мирной политикой СССР и интересами всеобщего мира». Тем не менее 19 ноября 1931 г. японское правительство вновь в жестких выражениях потребовало «прекращения вмешательства» СССР во внутренние дела Маньчжурии. В ответ 20 ноября нарком по иностранным делам СССР заявил, что «Советское правительство последовательно во всех своих отношениях с другими государствами проводит строгую политику мира и мирных отношений. Оно придает большое значение сохранению и укреплению существующих отношений с Японией. Оно придерживается политики строгого невмешательства в конфликты между разными странами. Оно рассчитывает, что и японское правительство стремится к сохранению существующих отношений между обеими странами и что оно во всех своих действиях и распоряжениях будет учитывать ненарушимость интересов СССР»{158}.
Делая подобное заявление, советское правительство, по сути дела, объявляло о своем невмешательстве в японо-китайский конфликт в Маньчжурии. Тем самым демонстрировалась твердая решимость СССР не допустить своего вовлечения в этот конфликт, как того хотелось бы западным державам. Это, однако, не означало безучастного отношения Москвы к японской агрессии. 25 сентября 1931 г. газета «Правда» в передовой статье, озаглавленной «Военная оккупация Маньчжурии», писала: «Есть только одна сила, способная положить конец насилию империалистов над трудящимися Китая, — это победа рабоче-крестьянской революции в Китае под руководством китайской компартии. Рабочие и крестьяне Китая уже несколько лет ведут не без успеха вооруженную борьбу против империализма и Гоминьдана. Теперь, когда японский империализм пытается расправиться с китайским народом, рабочие всего мира поднимаются на защиту китайской революции.
Трудящиеся СССР следят за борьбой в Китае с величайшим вниманием. Их сочувствие на стороне китайского народа».
Морально-политическая поддержка СССР китайского народа в борьбе с оккупантами раздражала японские власти. В японской армии бряцали оружием, угрожая СССР войной. На советско-маньчжурской границе начались постоянные «пограничные инциденты». Провокационная активность японской военщины заставила советское правительство потребовать от правительства Японии прекращения антисоветской кампании, «систематически проводимой некоторыми военными кругами в Маньчжурии с целью осложнения отношений между Японией и СССР». Вместе с тем Москва предпринимала шаги по недопущению вооруженного столкновения между двумя странами. Важным свидетельством стремления советского правительства лишить японцев всякого повода спровоцировать военные действия явилось сделанное в июне 1933 г. предложение Советского Союза Японии приобрести построенную Россией в Маньчжурии Китайско-Восточную железную дорогу. При этом было принято во внимание, что японцы, недовольные восстановлением в декабре 1932 г. советско-китайских дипломатических отношений, сознательно нагнетали обстановку вокруг этой дороги, постоянно провоцировали в связи с ее эксплуатацией серьезные конфликтные ситуации. В ходе продолжавшихся два года переговоров советское правительство уступило КВЖД властям марионеточного государства Маньчжоу-Го (а фактически японцам) за 140 млн. иен, что было значительно ниже российских вложений в строительство этой дороги.
