Книга Великие романы великих людей - Борис Бурда

Строго говоря, она была совершенно права – педагогические способности у вдовы Скаррон были весьма незаурядные. Несколько позже она открыла в предместье Парижа Сен-Сир образцовое учебное заведение для девушек из небогатых дворянских семей, прообраз многих прославленных пансионов, в том числе и Смольного института. Уже будучи вторым лицом в государстве, она отдавала Сен-Сиру массу времени, читала там сразу несколько предметов, даже суп на кухне регулярно пробовала, чтоб и кухня в Сен-Сире была на высоте. В итоге Наполеон, пришедший в 1806 году на готовенькое, открыл в опустевшем после революции Сен-Сире военную школу, которая дала Франции одиннадцать маршалов, шесть академиков и трех глав государства – Мак-Магона, Петена и де Голля. Но и в первое столетие существования, когда в Сен-Сире еще не бряцали оружием, его слава была громкой, а авторитет – непререкаемым. То-то радовалась, наверное, мадам де Монтеспан, что отрекомендовала королю для своих деток такого прекрасного педагога. Какое там – локти небось обглодала до белых косточек! Потому что и при римских императорах, и при французских королях, и при современных президентах не было лучшего способа потерять мужчину, чем познакомить его со своей лучшей подругой. И в будущем, при всех звездолетах, суперкомпьютерах и всеобщем братстве, будет то же самое, а кому это не нравится, пусть подыскивает себе для жительства иную планету – на этой по-другому не бывать!

Монтеспан теряла место в сердце короля сразу двумя путями. С одной стороны, королю все больше импонировала обаятельная, остроумная, красивая и ученая дама, с которой он общался каждый раз, когда навещал детей. Причем поступить с ней, как с большинством дам, которые вызывали у короля желание, не получалось – так уж она себя поставила. Это от поведения женщины зависит – об одной только и думаешь, как бы завалить, встать, отряхнуться и пойти дальше по своим делам, а с другой и мысли такой, чтоб сразу и бегом, возникнуть не может, себе же стыдно будет. С другой же стороны, постаралась сама мадам де Монтеспан – литры приворотных зелий не проходят бесследно. Всплыли ее контакты с изготовительницами этих, с позволения сказать, афродизиаков, в свободное от этой трудной работы время промышляющими эликсирами для скорейшего получения наследства, действующими быстро или медленно по желанию заказчика. Причем для короля это просто не могло быть посторонним делом – опасность грозила его непосредственному окружению и даже ему лично. Прекрасная мадемуазель де Фонтанж, которой король стал оказывать практически такое же внимание, как и мадам де Монтеспан (он любил, чтоб дамы его сердца еще и дружили), скончалась в жутких мучениях двадцати двух лет от роду. Принцесса Пфальцская, оставившая интересные воспоминания об этой эпохе, уверена, что причина ее смерти – яд, данный по поручению де Монтеспан. Причем появились данные, что только строжайшие меры, принятые для защиты короля генерал-лейтенантом парижской полиции Ла Рейни, вынудили де Монтеспан отказаться от еще более чудовищной идеи – отравить не хищную разлучницу, а коварного изменщика с помощью прошения, бумага которого пропитана таким страшным ядом, что король упадет замертво, только притронувшись к нему. Может, и врали – такие прошения или кто-то тронет до короля, или будет ясно, кто передал, но зачем королю вообще такие слухи вокруг своей божественной персоны? После сожжения заживо 36 колдуний, ворожей и ядосмесительниц скандал потихоньку утих, но королевское желание поглощать килограммы приворотных зелий, которые теперь готовили неопытные знахарки без практики и стажа, резко убавилось.

Мадам де Монтеспан. Пьер Миньяр

А беседовать с воспитательницей своих деток так интересно, надежно и спокойно, и к ней тянет просто по-человечески, даже без желания объявлять ей свою королевскую волю. Кстати, теперь она уже не вдова Скаррон – король купил ей замок де Ментенон с богатыми угодьями вокруг и повелел отныне зваться маркизой де Ментенон. Мадам де Монтеспан не выдержала и попробовала съехидничать – мол, как же это так, замок и имение для воспитательницы бастардов? Не на ту напала – ей мягко ответили, что если унизительно быть их воспитательницей, то что же говорить об их матери? В общем, звезда де Монтеспан закатывалась, король ее откровенно боялся – чем она завтра будет его кормить, чтоб крепче любил: волчьими какашками, кроличьими соплями, серой из крокодиловых ушей? Когда началась связь короля с мадам де Ментенон, толком и не определишь – она и не думала требовать от короля драгоценных украшений и бешеных денег, как ее предшественница, траты на которую сравнивали с ассигнованиями на флот. Ее, кстати, это и не особенно радует – она мучается сознанием собственной греховности, просит короля о разрешении отбыть от двора в провинцию и даже настаивает на том, чтоб он больше уделял внимания своей супруге (кстати, не без успеха). Вроде бы верные средства опротиветь мужчине в кратчайшие сроки, почему же не получается? Скорее всего, потому, что это все было абсолютно искренне. Ее оголтелый католицизм, замешанный на твердокаменном протестантизме детства, мрачен и бескомпромиссен, но откровенен и не имитируется ради каких-то выгод, он неподдельный и настоящий, а при дворе это такая редкость!