— Что вы здесь делаете, сэр? — сурово, хотя и вполголоса, пристыдила его потомственный «латышский стрелок».
— Знакомлюсь с местной элитой.
— А вы уверены, что вам следует знакомиться с этой, извините, элитой?
— Если только разрешите заниматься сим увлекательным делом.
— Запрещаю, в общем-то, не я, но именно поэтому я вам запрещаю. Немедленно отправляйтесь в свой «бункер» и без особой надобности за пределы его старайтесь не выходить.
— Какая жандармская строгость!
В вестибюле появилась еще одна официантка, и, заметив ее, Лилиан умолкла. Зато, как только девушка вернулась в зал, окончательно добила его:
— Когда вы где-либо понадобитесь, мистер Курбанов, вас позовут. Можете наконец понять это?
— Если понадоблюсь — меня позовут. Что ж тут непонятного? Универсальная формула взаимоотношений босса и клерка. Но в том-то и дело, что клерком я себя до сих пор не считал.
— Кем же вы тогда считаете себя? — воинственно рассмеялась Лилиан. — Уж не боссом ли? Вы меня разочаровали, майор. Человек, не осознающий своего места в обществе, — всегда жалок и обречен.
— Лучше вернемся к моей прогулке, — раздраженно поиграл желваками Курбанов. — В свое время вы сказали, что я могу навещать это заведение, если мне надоест ждать вашего прихода. Что здесь у меня есть персональная кабина.
— Она действительно есть, — проворковала Лилиан. — Но мозолить глаза обитателям «Лазурного берега» нет никакой необходимости. Разве вам не доставляют завтраки-обеды-ужины в вашу обитель?
— Но пора осмотреться. Понять, куда я попал, что за публика здесь собралась.
— Я ведь уже объяснила: когда вы где-либо понадобитесь, майор Курбанов, вас позовут, — холодно процедила Лилиан, и, окатив его ледяной синевой огромных глазищ, удалилась.
«Когда вы понадобитесь, майор Курбанов, вас позовут!» — а ведь это еще и идеальная формула общения аристократа со всем остальным миром. Кстати, она сказала: «Запрещаю, в общем-то, не я». Кто же тогда конкретно здесь запрещает?
Плюнув на все запреты, Курбанов вошел в зал, представился администратору как Хасан Мешхеди, гражданин Ирака, под чьим именем он и прибыл сюда, и попросил указать отведенную ему кабину.
Сразу же произошла заминка. Взглянув на застывшую неподалеку Лилиан, администратор так ничего и не поняла, а потому отправилась с кем-то, возможно, с заведующей столовой, консультироваться. Курбанов хотел устремиться вслед за ней, втайне рассчитывая обнаружить здесь брюнетку из электрички, однако дородная женщина томным движением руки остановила его, и таким же движением поманила за собой Латышского Стрелка. Виктор помнил, что Лилиан что-то там говорила о командировке брюнетки, но не поверил ей.
* * *
Прошло несколько томительных минут, и все нити его судьбы опять оказались в руках Лилиан.
Теперь она появилась, улыбаясь; сама вежливость. Быстро и довольно охотно указала Курбанову его, отгороженную с трех сторон дощатыми перегородками и прикрытую массивной вишневой занавесью, кабину…
— Начинаете делать глупости, мистер Мешхеди, — молвила вдруг по-английски. Кажется, у нее это получалось с меньшим акцентом, нежели при общении на русском. — Здесь это не поощряется.
— Кто ваша старшая, Лилиан?
— Только что вы имели честь лицезреть ее. Кстати, официантку, которая будет обслуживать вас, зовут Ниной; а администратора зала…
— Мне наплевать на то, как зовут вашего администратора зала. Я имею в виду не обслуживающий персонал столовой. Кто инструктирует вас по службе? Чьей рукой были написаны записки, которые мне приходится обнаруживать в самых невероятных местах своего пристанища?
— Вот оно что! — едва заметно усмехнулась Лилиан. — Вас упорно интересует, кто именно стоит за мной. Это что, праздное любопытство? Или же вам, во что бы то ни стало, хочется выяснить, чего стою лично я? В чем причина вашего бунта, Курбанов? — резко сменила тон латышка.
— Никакой это не бунт, просто всему свое время.
— Не понимаю: к вам на виллу является красивая женщина. Еду вам подают чуть ли не в постель… Другой, на вашем месте, использовал бы всякую возможность, чтобы отказаться от визитов в столовую. Даже в такую элитную, как столовая «Лазурного берега». Вы же являетесь сюда, поднимаете всех на ноги, самым позорным образом засвечиваетесь.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — прервал ее монолог Виктор. — Кто автор записок?
— Можете считать, что я.
— Неправда.
— Почему неправда? Вы что, видели мой почерк? Проводили графологическую экспертизу?
— Чутье подсказывает.
— Ах, ну да, конечно, чутье разведчика! Как же я недооценивала вас, сэр, — уже откровенно издевалась Лилиан.
— И все же записки составляла другая женщина. Мне хочется видеть ее.
— Хотите выразить восхищение ее почерком? Восхититься им, как восхищаются почерками японских каллиграфов?
Курбанов замялся, не зная, что ответить. Конечно же важно было выяснить, не маячит ли за Латышским Стрелком та брюнетка с «раскосой, — как поется в одной песенке, — улыбкой». Однако кое-что удерживало его от прямого вопроса. Прежде всего — нежелание показывать, что он раскрыл слежку. И потом, Виктор был уверен, что правды Лилиан все равно не скажет. Зато запросто может приревновать.
— То есть ответить вы не готовы. Но вы хоть понимаете, что, явившись сюда, даете понять, что наши отношения не сложились?
— Не сложились наши с вами отношения?! — наигранно изумился Курбанов. — Да кто в это поверит?! Вы, с вашей нежностью и незакомплексованностью!..
— …А это обстоятельство способно навредить не только мне, но и вам, — сочла Лилиан его монолог совершенно дурацким. — Причем неизвестно, кому больше.
— Честно говоря, я не думал, что это способно навредить кому-либо.
— Что же касается той, которая — как вам грезится — стоит за мной… Не мучайтесь, майор. Увидев эту даму, вы ужасно разочаруетесь. Более чем почтенная дама из известного вам управления, которой лично на вас в принципе глубоко наплевать и которую вы интересуете лишь как сотрудник, агент для особых поручений или что-то в этом роде.
— Вот такой вот умилительный портрет с натуры? — с недоверием взглянул он на Лилиан, однако латышку это не смутило.
— Я представлю ее, как только она позволит, и тогда вы убедитесь, что я более чем права. Это я вам говорю уже как женщина. Так что придется с этим смириться. Как и с тем, что работать с вами пока что приказано мне, — голос ее стал жестким и повелительным. — Или, может быть, вы решительно против? В таком случае я откажусь от столь неудачного поручения, и к вам приставят вон ту толстушку, — указала на бедрастую крашеную блондинку, кстати, вовсе не толстушку, а нормальную русскую бабу «при грудях и при ноге», лет эдак под сорок. — Не думаю, что жизнь ваша затворническая станет от этого светлее и разнообразнее.
