И лучше бы мне было убраться на время из города, но после поездки в Папуа – Новую Гвинею в моем расписании оказался пробел, и в кафе «Старбакс» состоялось одно из неприятнейших пробных свиданий. Джастин работал дизайнером, его улыбка показалась мне достойной того, чтобы задействовать примерно 63 процента обаяния. Затем состоялся следующий разговор:
Джастин. Любите ли вы готовить, возиться в саду?
Я. Ну, по правде говоря, я и растения – понятия взаимоисключающие, а что до кухни, то там я нашла общий язык только с тостером и блендером. Зато видели бы вы, как я управляюсь с блендером!
Джастин (глупо ухмыляясь). А как по-вашему, не пора ли вам поближе познакомиться с домашним хозяйством?
Я. А вам не кажется, что вам пора поближе познакомиться с таким понятием, как вежливость? (Если честно, это я все-таки не сказала.)
Более нелепой траты времени я и не представляла. Не представляла потому, что еще не знала, чем обернется следующая моя поездка. Эти две недели заставили меня подумать, что, возможно, есть кое-что и похуже, чем дурацкие свидания наобум и отсутствие секса.
На этот раз я направлялась в штат Вашингтон, в научно-исследовательский институт, занимающийся изучением повадок шимпанзе. Там я: 1) два дня просматривала слайды и видеозаписи, чтобы научиться отличать друг от друга пятерых шимпанзе; 2) два дня изучала замысловатый код, разработанный специально для регистрации всего, что делают шимпанзе; 3) пять дней наблюдала, как шимпанзе в окружении таких забавных вещиц, как сумочки, расчески, маски и экземпляры журнала «Вог», не делали абсолютно ничего.
Я до сих пор не знаю, может, шимпанзе задумали именно во время приезда моей группы отмечать шабат или они прослышали о наших оценках за тесты по их обезьяньему коду и решили, что минимум активности – это все, что мы способны зафиксировать. К концу моего пребывания в гостях у шимпанзе это стало мне уже вполне безразлично. Я умирала от скуки, и на сей раз свою функцию затейника возложила на другого волонтера, Колина, седовласого британского полицейского, коему было глубоко наплевать и на шимпанзе, и на штат Вашингтон. Поехал он с единственной целью – угодить жене Маргарет, о которой в порыве восторга отзывался так: «змейка моя гремучая», «ледышка моя ненаглядная».
«Выбирать не приходилось, – сказал мне Колин, – если б я не поехал, она со мной развелась бы».
Я подумала, что это ужасно мило.
Колин постоянно радовал меня, изображая на все лады страшные муки. Он делал вид, будто ему приставили к виску пистолет, притворялся, что хочет перочинным ножиком порезать себе вены, громко всхрапывал и говорил: «Думаю, пора мне пощекотать себя булавкой».
Во всем остальном наблюдения за шимпанзе так невыносимо отупляли, что однажды я с ужасом осознала: мне хочется позвонить сестре и спросить ее, выбрала ли она в конце концов ароматизатор для свадебного торта. Не раз приходило мне на ум, что можно просто взять и уехать, но то же упорство, с каким я отправилась в последний свой «Тур смерти», заставило меня продержаться до конца. Будь на моем месте Ницше, он, наверное, сказал бы, что если скука не убивает, она закаляет. Благодаря шимпанзе я поняла, как прекрасна моя жизнь в Лос-Анджелесе, пусть даже и без секса. Но не могла же я прервать свою непостижимую миссию на такой мрачной ноте и тем более не могла отказаться от концепции, на разработку которой потратила столько времени. Если моя сестра собирается выйти замуж и вечно благоденствовать, то я по крайней мере докажу, что полезна. И вот, после еще нескольких неудачных пробных свиданий, я с новыми силами включилась в общественно полезную деятельность. На этот раз я поехала в китайский Сиань – город с населением в шесть миллионов человек и таким плотным смогом, что его, казалось, можно было намазывать на хлеб.
Задача моя состояла в том, чтобы научить английской разговорной речи интернатских детишек; как выяснилось, они не знали по-английски ни одного слова. Встретившись с учителями, которые с трудом произносили «здравствуйте», я смекнула, что все наши «разговоры» с учениками будут напоминать разгадывание ребусов. Чего стоило только предупреждение на воротах школы: «Посторонним вход воспрещен».
Первые несколько дней оказались крайне непродуктивны, но я чувствовала, что часть вины лежит на моих коллегах – двух удалившихся на покой пасторах, которых звали Фред и Уолтер: они желали одного – утвердиться в собственном превосходстве.
– Я учитель Сью, – сообщила я в первый день улыбающимся шестиклассникам, рассудив, что «Сюзанна» превысит их артикуляционные возможности, – я из Америки.
– Я учитель Фред. Живу в Сан-Диего. Это в Калифорнии, на Западном побережье Соединенных Штатов. Что вы знаете о Сан-Диего? О том, какой там океанариум? А зоопарк? Вы хоть раз видели, как играют наши «Чарджеры»?
И он запустил через всю комнату воображаемый мяч.
Одиннадцатилетки разом повернули головы, затем завороженно уставились на него. Фред продолжал расписывать прелести жизни в Южной Калифорнии.
В другой раз я вела занятие вместе с Уолтером.
– Меня зовут Уолтер Раув, – сказал он. – Вы можете подумать, что это произносится как «Рауф», звук «ф», как в слове «филин». Но на самом деле это произносится как «Раув», как «выхухоль». Ну что, если вы теперь увидите фамилию «Раув», как будете ее выговаривать?
Чтобы предотвратить неловкое молчание, я схватила привезенную из дому книжку-раскраску и попыталась заняться цветами.
– Это красное пальто, – объявила я, – это зеленая рубашка.
Уолтер застонал и, повернувшись ко мне, прошептал:
– Вы не могли хотя бы найти рубашку в яркую клетку? Давайте научим их слову «шотландка»!
Все сорок пять минут, пока автобус шел от школы до гостиницы, я мучилась тем, как мало пользы мы приносим нашим ученикам; казалось, они в любой момент могли впасть в кому. Но Фреда и Уолтера занимало лишь то, какое счастье для детишек знакомство с нами. «Они, наверное, никогда раньше не видели американцев, – сказал Фред. – Это для них уникальный шанс!»! Ко второй неделе я избавилась от дуэта, тормозящего педагогический процесс, и стала вести занятия самостоятельно. Я по-прежнему хотела приносить пользу, особенно после того, как увидела британские хрестоматии шестидесятых годов, предлагавшиеся моим ученикам в качестве учебного пособия. Я и не осознавала всего драматизма жизни китайцев, пока не узнала, что двенадцатилетним детишкам приходится читать следующее: «У мистера Скотта есть гараж в Силбери, и он только что купил гараж в Пинхерсте. Пинхерст находится всего в пяти милях от Силбери, но у мистера Скотта нет в гараже телефона, поэтому он приобрел двенадцать голубей. Вчера голубь доставил из Пинхерста в Силбери первую депешу». Поняв, как трудно в такой ситуации моим ученикам, я напрягала мозги. Однажды я применила находку дня: скороговорки, целью которых было научить китайчат выговаривать «р» – звук, дававшийся им с особым трудом. Я написала на доске: «Марта и Артур пошли в театр в три тридцать в четверг». Затем повернулась к классу и взмахнула руками, как заправский дирижер. В радостном единении класс произнес: «Малса и Алса пасли в тятл в тлитлидцать в сетвелг».
