Он выгнул бровь. Вот как? Он ведь только что о ней думал.
— Встреча отменяется.
— Что-то случилось? — встревожился он.
— Я срочно улетаю в Прагу.
— Дела не терпят отлагательства? — Андрей произнес дежурную фразу, желая удержать Ольгу на проводе.
— Да, работа.
— Обычное дело или что-то экстраординарное? Она помолчала.
— Обычное, — отстранение проговорила она.
— Позвони, когда приедешь. Хорошо?
— Позвоню.
Он положил трубку.
Андрей не успел обдумать услышанное, вникнуть в интонацию — чего в ней больше: обыденности, тревоги или волнения, — как телефон снова зазвонил.
— Привет, Широков. Узнаешь старых друзей?
— Ну что тебе еще от меня надо?
— Ничего особенного. Приезжай. Прямо сейчас. Андрей вздохнул:
— Ладно.
Он надел клубный пиджак, желая уверить самого себя в первую очередь, что встреча будет неформальной. Андрей хорошо знал, что чуткий человек, даже не отдавая себе отчета, всякий раз выбирает одежду, подчиняясь подсознанию. Оно лучше знает, в чем тебе комфортнее в той или иной компании.
Широков затормозил возле длинного бетонного здания в Измайлово, на котором до сих пор висит вывеска из прошлого. Давно здесь никакого проектного института нет и никогда не будет. Бетонные этажи сданы в аренду, здесь есть все, что угодно. Даже ООО «Изделия из дуба». Он усмехнулся.
Ему как раз сюда.
Он вошел в вестибюль, где до сих пор висят часы, которые показывали время еще при социализме, но они шли и показывали новое время. Он взглянул на свои командирские… Знакомые изумлялись — почему, Широков, не купишь швейцарские? Неужели денег не хватает? Он улыбался в ответ и молчал. Он-то знал, почему носит именно эти часы…
Широков прошел мимо литагентства, мимо рекламного бюро, приемного пункта подержанных вещей для бездомных. Постучал в дверь, вытесанную из дуба, с блестящей золотой ручкой. Тишина. Нажал кнопку. Раздался голос секретарши:
— Добрый день. Вам назначено?
— Добрый. Назначено к завхозу Иванову. Дверь раскрылась.
— Слушай, Петруша, вы что, боитесь за своих дубов?
— Не каламбурь, Широков. Я знаю, ты дока в этом деле. Иванов поднялся из кресла, могучий, седой, с хитрыми глазами. Он был в прекрасном деловом костюме, который подчеркивал солидность заведения и самой личности.
— Привет, Широков. — Хозяин кабинета пристально посмотрел на него. — Хорошо выглядишь, молодец. — Он улыбнулся. Большое мягкое лицо, словно вылепленное из хорошо подошедшего теста, сияло. — Рад, рад видеть тебя в полном здравии.
Андрей тоже улыбнулся и провел рукой по волосам. Он вчера подстригся очень коротко, шея стала казаться массивнее, а щеки толще.
— Молодец. Поправился.
— Да есть немного. Набрал вес — восемьдесят килограммов.
— Для твоего роста самый смак. Женщины небось тают… А?
— От специалиста своего дела слышу.
— Не буду скрывать. Есть у меня молоденькая. Недавно ей квартирку обставил. Знаешь, она на что согласилась? Ну в жизни не догадаешься.
Широков увидел заблестевшие детской радостью глаза Петруши.
— А вот и догадаюсь.
— Тогда давай попробуй.
— Твою собаку у себя держать. Брови Иванова изумленно взлетели.
— Вот это профессионал. И после этого ты мне будешь мозги полоскать, мол, не знаю, Иванов, как помочь твоему горю?
— Да нет, про собаку легче.
— А как ты узнал?
— Секрет, Петруша. Профессиональная тайна.
— Может, скажешь, какая порода? — Иванов сощурился.
— Скажу. — Он выдержал паузу, потом небрежно бросил: — Кокер-спаниель.
— Ну, ты силен!
Широков улыбнулся. Еще бы не угадать — на рукаве и на поле пиджака блестели рыжие шелковистые волосинки.
И еще одно он мог сказать совершенно точно: сегодня Петруша ночевал у дамы…
— Широков, ты просто дока. Так что, поговорим? Я, конечно, теперь простой пенсионер, завхоз, как тебе известно, но…
— Вот именно что завхоз. У тебя в хозяйстве много чет хранится. У меня тоже к тебе есть разговор.
— Хорошо бы про одно и то же…
Беседы с Петром Сергеевичем, попросту Петрушей, давно стали для Широкова тренажем. Человек вроде Петруши от дел уходит только в могилу.
— Давай откроем карты.
— Не проси меня открыть все, ладно? — Иванов улыбнулся.
— Можно подумать, ты бы отозвался на мою просьбу с нежностью. — Широков вздохнул. — Мы проведем модную сейчас мозговую атаку.
— Ой, тяжело. Я на пенсии, новым методам не обучен.
— Кончай кривляться, Петруша. У тебя везде остались друзья.
— Ага, кое-кто и ножик к горлу не прочь приставить. — Иванов встал из-за стола, кресло колыхнулось, но не издало ни звука. — Понимаешь, когда люди теряют деньги, очень большие деньги, они способны на все.
— Тебе страшно, Петруша?
— Нет, неуютно.
Широков кивнул. Ему тоже стало неуютно, когда он выстроил в голове то, что выстроил, и отчетливо увидел Ольгу, ненароком попавшую именно туда, где такие же большие деньги взяли власть над людьми.
— Я скажу тебе, Широков, кое-что. Поступил заказ выяснить… — Петруша придвинул к Широкову лист бумаги, на котором было несколько строчек. Прочитав их, Андрей кивнул и поднял на него глаза. Петруша взял листок обратно, аккуратно сложил и сунул в нагрудный карман пиджака. — Понял, да?
— Нельзя ли купить подробности? — спросил Широков.
— Чтобы их купить, никаких денег не хватит. — Петр Сергеевич бухнул кулаком по столу. — Вот я и решил с тобой повидаться. Ты психолог, шляешься по разным клиникам, консультируешь тех, кто жрет эти чертовы болеутоляющие таблетки. Пошевели мозгами, а?
Широков помолчал несколько секунд, не в силах поверить, что, кажется, они с Петрушей на этот раз сошлись в общем деле. Невероятно, но они — каждый по отдельности — подцепили по волосинке с одной и той же собачьей шкуры… Он покрутил головой — дурацкая метафора. Но что-то в ней есть. И как же трудно отыскать собаку, потерявшую всего две волосинки из миллиона! Причем, как и собака Петруши Иванова, она тоже может жить на стороне.
— Пошевелю. Кстати, я улетаю на консультацию в Прагу в конце недели.
— Да? Снова?
— Там программа по онкологии, какой у нас еще нет. Гуманный подход к людям… чрезмерно гуманный, я бы сказал…
— У тебя какая-то странная интонация.
