Я счастлива.
Утром в понедельник отдаю в Kodak проявить пленку.
— Все или только удачные? — спрашивает рыжая девушка за перегородкой.
— Только удачные, — говорю я, но тотчас поправляюсь. — Или лучше все!
— Глянцевые. Конечно, глянцевые.
Слово «матовые» абсолютно не подходит к НЕМУ.
Из редакции звоню Ингрид с просьбой обеспечить мне алиби.
— Сегодня идем вместе на ужин. Вдвоем. А ты туда случайно не собираешься? Тебе понятно?
Мирек с Властой, услышав эти слова, вопросительно оборачиваются ко мне, и я заговорщически им подмигиваю.
— Думаю, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — озабоченно говорит Ингрид. — Ты соображаешь, дорогая, что это кончится в постели?
— Соображаю ли я? — повторяю я за ней. — Я на это надеюсь!
Ингрид молчит.
— А что Оливер? — спрашивает она чуть погодя.
Мирек не спускает с меня глаз.
— Я не знаю… — шепотом говорю я. — Если ты моя лучшая подруга, то прошу тебя не задавать мне таких сложных вопросов!
Мирек покачивает головой.
По дороге с работы захожу в Kodak. Поскольку речь идет об одной-единственной фотографии, мое волнение совсем несоразмерно. На улице я тут же открываю конверт и быстро просматриваю фотографии. Удачные, хорошо сфокусированные. Улыбаясь, натыкаюсь на людей. На большинстве фоток я. На некоторых я и Оливер. У меня перехватывает дыхание.
На следующей фотографии Оливер — и ОН.
Я люблю ЕГО, несомненно.
Вдруг кто-то сзади обнимает меня. Я испуганно оборачиваюсь. Передо мной стоит Оливер.
Я таращу на него глаза. Оливер улыбается. Шел, дескать, с работы и увидел меня.
— Может, зайдем выпьем кофе? — спрашивает он.
Не могу, говорю я. Иду, мол, ужинать с Ингрид и должна переодеться.
Глава XXXI
Проверенный рецепт семейного счастья — волшебный интерьер с персидским декором — Коктейль «Screaming Orgasm»[80]— Одуряющий аромат торфяного дыма — Французский шарм
1
— Думаю, это неправда, — дома говорит мне с улыбкой Оливер.
— Что неправда? — осторожно спрашиваю я.
— Что идешь ужинать с Ингрид.
Я стою перед зеркалом в передней (я в одной юбке и в своем лучшем бюстгальтере).
— Ты так считаешь? — улыбаюсь ему в ответ. — Что ж, позвони ей и спроси.
Почему всегда это так противно?
— Мне кажется, ты идешь с НИМ.
Мы прощупываем друг друга. Не будь это столь грустно, возможно, было бы даже забавно.
— Да, разумеется, иду ужинать с НИМ, — говорю я спокойно, упиваясь собственной жестокостью. — Я сказала, что иду с Ингрид лишь для того, чтобы подбросить тебе более или менее успокаивающее объяснение. Я не хотела, чтобы ты страдал.
— Это было очень любезно с твоей стороны, — говорит Оливер.
Он все еще пытается говорить со мной в легком тоне, но его ироничная маска уже рассыпается в прах.
— Я сама хорошо знаю, как это… — говорю я, намекая на Блудичку, и следом перехожу в изначально незапланированное наступление. — Ты спал с ней? — спрашиваю, глядя ему прямо в глаза. — Ты спал с Блудичкой уже тогда, когда был со мной?
Оливер оторопело молчит.
Конечно, я догадывалась об этом, но просто не хотела в этом увериться. Его косвенное признание приводит к тому, что во мне поднимается волна справедливого гнева.
— Ну видишь, какой ты подонок! — шиплю я на него.
Он склоняет голову.
— Ты сам все испортил, — добавляю безжалостно.
Оливер с грустью смотрит, как я надеваю топик с глубоким вырезом. Он жутко раздражает меня. Поскорее бы уйти!
— Не ходи, — шепчет Оливер. — Прошу тебя.
Я презрительно усмехаюсь. Сроду терпеть не могу хныкающих мужиков. Скользнув в лодочки, еще раз проверяю содержимое сумки.
— В котором часу ты вернешься? — мучительно проговаривает он.
— Не знаю, — говорю я. — Но ясно одно: если до утра не вернусь, завтра пришлю тебе с посыльным букет цветов…
— На эту тему я отказываюсь шутить.
— А я не шучу.
Оливер сглатывает воздух.
— Если не придешь до полуночи, не приходи вовсе.
Я взрываюсь.
— А ты как? — ору я. — Ты можешь обманывать меня! Мужики могут ходить налево, а женщины нет?!
— Именно так, — говорит Оливер ледяным тоном. — Это успешно функционирующая модель, проверенная многими столетиями. Семейное счастье предшествующих поколений основано именно на этой модели — и не пытайся, черт возьми, ее менять!
В ответ у меня нет слов. Зато я сильно хлопаю дверью. Оливер тотчас распахивает ее.
— До полуночи! — кричит он мне вслед.
2
Я беру такси, выхожу на набережной и немного прохаживаюсь, чтобы успокоиться. Еще светло, от Влтавы дует ветер. Ее темно-зеленая гладь усеяна чайками. Приближается половина девятого.
У меня три с половиной часа на то, чтобы все решить.
3
Я вижу ЕГО, как только вхожу. ОН встает (Оливер в подобных случаях никогда не встает), идет ко мне навстречу и берет мое пальто (Оливер в основном забывает об этом). От НЕГО приятно пахнет; я почти уверена, что это Fahrenheit от Диора (Оливер презирает фирменные парфюмы). На НЕМ немнущийся темно-серый костюм Gianfranco Ferré и чуть более темная шелковая рубашка апаш (единственному костюму Оливера из ОП Простеёв[81]одиннадцать лет). ОН вежливо отодвигает для меня стул и ждет, пока я сяду (Оливеру такое и в голову не пришло бы).
— Ты прекрасно выглядишь, — говорит ОН, улыбаясь.
Я с удовольствием оглядываю интерьер с экзотическим (с персидским, уточняет ОН) декором. Взгляды от соседних столов мне льстят. На закуску я заказываю себе горшочек жареных баклажанов и креветки на гриле с ананасом. ОН — салат Тандори и ягнятину на чесноке с базиликом. В качестве аперитива мы пьем портвейн, к блюдам — выдержанное Sivi Pinot. В конце я заказываю мороженое с жареным инжиром в миндальном жакете.
Мама, конечно, порадовалась бы, глядя на меня.
В половине одиннадцатого ОН расплачивается золотой VISA-картой (Оливер платит мятыми купюрами и мелочью, которую вместе с носовым платком, жвачками, анальгетиками и трамвайными билетами постепенно вытаскивает из всех своих карманов), и мы переходим в ближайший бар «BUGSY'S». К сожалению, бар безнадежно переполнен, но ОН спустя минуту находит свободный стол (Оливер — даже если бы и зашел сюда, — ничего подобного никогда не сделал бы). Я пью коктейль под названием «Screaming Orgasm» (Оливеру показалось бы это безвкусным). ОН просит принести восемнадцатилетний солодовый виски с абсолютно непроизносимым названием и подробно объясняет мне его производство. Я слушаю с огромным интересом… А дело обстоит так, милые дамы. Влажный проросший ячмень сперва сушится на горячем воздухе и в торфяном дыму, оставляющем в зернах приятный дымный вкус. Возникший таким путем ячменный солод измельчается в помол, заливаемый горячей водой в мезговой кадке. Вы это видели? Я — нет. Оставшийся крахмал в помоле превращается в постепенно растворяющийся солодовый сахар, и возникает так называемая мезга. К мезге в бродильном чане добавляют бродильные грибки, и происходит ферментация — какое сексуальное слово, не правда ли? Перебродившая масса два раза дистиллируется в медных котлах, а уже из них в конце всего процесса вытекает молодой виски, который потом, по меньшей мере года три, дозревает в дубовых бочках.
