Книга Отважная - Холли Блэк

Ударьте по стеклу – и оно не проживет и секунды, берегите его – оно проживет века.

Г. К. Честертон. «Ортодоксия»

Вэл и Рут добрались до Риверсайд-парк в холодные предрассветные часы. Небо было темное, улицы затихли. У Вэл по-кроличьи быстро колотилось сердце, и она не замечала ни промозглого воздуха, ни позднего часа. Рут дрожала и плотнее заворачивалась в свою шубку из искусственного меха, когда от воды прилетали порывы ветра. От слез по щекам у нее полосами размазался макияж, но когда Рут улыбалась Вэл, та видела прежнюю, уверенную в себе подругу.

Парк оказался пустым: только небольшая группа людей жалась у стены. Они курили, судя по запаху, травку. Вэл прошлась взглядом по зданиям на другой стороне парка, но все они показались незнакомыми. Она отыскала замусоренный фонтан, у которого стояла тогда, но дверь дома напротив оказалась другого цвета, а окна были забраны решетками.

– Ну? – спросила Рут.

Вэл переступила с ноги на ногу.

– Я точно не знаю.

– Что мы будем делать, если ты его найдешь?

Подняв глаза, Вэл заметила химеру почти на прежнем месте, и облик каменного чудовища подтвердил ей, что это здание перед ней и есть жилище Мабри. Возможно, девушку просто немного подвела память.

– Останься на стреме, – приказала Вэл, направляясь через улицу к дому.

У нее громко стучало сердце. Она понятия не имела, во что вовлекает Рут и себя. Рут поспешно пошла за ней.

– Отлично. На стреме. Я буду стоять на стреме. Еще один пункт, который можно будет занести в анкету для колледжа. И что, если я кого-то увижу?

Вэл обернулась:

– На самом деле я толком не знаю.

Пристально осмотрев здание, Вэл ухватилась за одно из колец на водосточной трубе и подтянулась на стену. Это было все равно как карабкаться на дерево или подниматься по канату в спортзале.

– Что ты делаешь? – крикнула Рут пронзительным голосом.

– А для чего, по-твоему, мне нужна была стрема? А теперь заткнись.

Вэл полезла выше, упираясь ступнями в кирпичную кладку здания, цепляясь пальцами за крепления водосточной трубы, которая стонала и прогибалась под ее весом. Добравшись до подоконника, она ухватилась рукой за челюсть химеры. Ее морда – помесь курицы с терьером – повернулась вбок, глаза расширились от изумления или возбуждения. Вэл успела отдернуть руку за доли секунды до того, как каменные зубы со стуком сомкнулись. Потеряв равновесие, девушка мгновение извивалась в воздухе. Весь ее вес пришелся на водосточную трубу, за которую она удерживалась одной рукой. Алюминий прогнулся, вырываясь из креплений.

Вэл засунула ногу между кирпичей и с силой оттолкнулась вверх, подпрыгнув и лихорадочно цепляясь за карниз. Она услышала тоненький вскрик Рут снизу – и в эту секунду ухватилась за подоконник. Секунду Вэл просто висела, боясь пошевелиться. А потом она подтянулась за оштукатуренный край и толкнула окно. Оно не поддалось, и Вэл испугалась, что оно окажется запертым или залитым краской, но, когда она толкнула сильнее, створка поддалась. Забравшись внутрь, за переплетение занавесок, Вэл оказалась в спальне у Мабри. Пол был из сверкающего мрамора, кровать с ворохами мятого шелка и атласа стояла под шатром из ивовых ветвей. Одна половина постели выглядела чистой, но другая была покрыта грязью и ветками ежевики.

Вэл секунду рассматривала это ложе, а потом вышла в коридор. Там оказалось несколько дверей, за которыми находились пустые комнаты и лестница из мореного дерева. Она спустилась по ней и прошла в гостиную. Единственными звуками в жилище были скрип половиц и плеск фонтана.

Гостиная оказалась точно такой, как она запомнила, но мебель стояла иначе, а одна из дверей словно стала больше. Вэл вышла из квартиры в общий коридор, позаботившись о том, чтобы поставить упор, не дававший двери Мабри захлопнуться. Она повернула замок на входной двери и резко ее распахнула. Секунду Рут изумленно смотрела на нее с тротуара, а потом вбежала в дом.

– Ты с ума сошла! – сказала Рут. – Мы только что вломились в какой-то шикарный дом.

– Он защищен чарами, – ответила Вэл. – Наверняка.

Вэл впервые заметила две двери, которые, как она сначала решила, вели в другие квартиры. Одна располагалась напротив дверей Мабри, а вторая – в конце площадки. С учетом размера комнат и лестницы у Мабри в квартире и того, как здание выглядело снаружи, скорее всего, эти двери вообще никуда не вели. Вэл тряхнула головой, приводя мысли в порядок. Это не имело значения. Важно было только найти какие-нибудь улики, которые бы свидетельствовали о причастности Мабри к убийствам, что-то такое, что ясно указало бы на то, что она отравила фейри. И это надо было доказать не только Равусу, но и Грейану и всем остальным, кто считал Равуса виновным.

– Здесь хотя бы тепло, – проговорила Рут, входя в квартиру и делая круг по сверкающему мраморному полу. Ее голос эхом разнесся по почти пустым комнатам. – Раз уж мы стали домушниками, я пойду и посмотрю, что можно украсть из холодильника.

– Мы здесь для того, чтобы найти доказательства, что она отравительница. Это так, кстати, чтобы ты подумала, прежде чем совать себе в рот что попало.

Рут пожала плечами и прошла мимо Вэл.

В углу гостиной оказалась горка. Вэл заглянула сквозь стекло. Там оказался кусочек коры, оплетенный ярко-малиновыми волосами, фигурка балерины с руками на талии и в красных, как розы, туфельках, отбитое горлышко бутылки и увядший и побуревший цветок. Странные предметы, чтобы хранить их как сокровища.

Это заставило Вэл почувствовать всю безнадежность своего предприятия. Как она опознает улики, даже если их увидит? Равус мог бы узнать эти предметы, понять их предназначение и, возможно, даже вспомнить их историю, но Вэл в них разобраться не могла. Трудно было представить Мабри сентиментальной, но она должна была быть такой когда-то, до того как гибель Тэмсона ожесточила ее.

– Эй! – окликнула ее Рут из соседней комнаты. – Посмотри сюда!

Вэл пошла на голос. Рут находилась в музыкальном салоне, рядом с маленькой арфой, установленной на оттоманке из странной розоватой кожи. Рама инструмента была сделана из позолоченного дерева, покрытого растительным орнаментом, а каждая струна имела свой оттенок. Большинство были коричневые, золотые или черные, но несколько оказались красными, а одна – лиственно-зеленой.