не веря своим глазам.
Он пожимает плечами, как будто это мелочь:
— Помню, как впервые приготовил их с мамой, когда мне было шесть. Она сказала, что это рецепт ее матери и я его никогда не забывал.
У меня сердце замирает. Хочется задать ему кучу вопросов, но я знаю, что, если начну, он тут же закроется. Мы все еще те же люди, которые могут разрушить друг друга. Единственное, за что я не могу ненавидеть Луку, за то, что мы оба скорбим по матерям.
Мне вдруг интересно: был бы Лука другим, если бы его мать не умерла? Если бы моя мать осталась жива, я точно знаю, что была бы другой. Хотя, возможно, это всего лишь оправдание моей хитрой и циничной натуры. Возможно, я все равно была бы такой, с ней или без нее.
— Расскажи мне о своей матери, — тихо прошу я, не уверенная, что он вообще ответит.
Его синие глаза сталкиваются с моими. Кажется, что он сейчас просто сменит тему, но, к моему удивлению, Лука отвечает прямо и даже немного жестоко, не переставая при этом перемешивать тесто.
— На самом деле особо нечего рассказывать. Она была полной противоположностью отца. Добрая и щедрая, но могла быть жестокой, особенно когда дело касалось семьи. Но я никогда не видел, чтобы она брала в руки оружие — в этом не было необходимости, пока отец был ее щитом. Единственное, от чего он не смог ее защитить, — это от рака последней стадии.
Мне больно видеть, как равнодушно он об этом говорит. Как будто произошедшее не оставило следа в его жизни.
— Ей поставили диагноз через год после рождения Дарио, — продолжает Лука. — Что бы мы ни делали, ее состояние только ухудшалось, и через два года ее не стало.
— На похоронах плакали только ее сестра и Дарио. Я стоял рядом с отцом, стараясь показать, что тоже могу быть холодным. Потому что, несмотря на то, что иногда я боялся его, я видел, как другие уважали его.
Ком в горле подкатывает от воспоминаний о похоронах моей матери. Отец тоже не плакал, и я помню, как он злился, когда я вцепилась в ее гроб, боясь по-настоящему ее отпустить. Лука же говорит о своей потере так спокойно, как будто у него нет к ней ни малейшей привязанности. Будто прочитал мои мысли, он добавляет:
— Правда в том, что дом стал совсем другим без нее. Наш отец воспитывал нас по своему усмотрению. И сделал из нас оружие.
В этом столько боли, что мне хочется его обнять, но в его голосе нет ни тени этой боли. Он говорит, как робот, без всяких эмоций. Мне становится даже жутко от его отстраненности, но я напоминаю себе, что мы выросли в совершенно разных мирах.
— Почему ты тогда сам не завел семью? — Спрашиваю я. — Неужели не это самое главное в мафии? Семья, наследие, продолжение рода?
— Ты предлагаешь себя в качестве матери моих детей, Ара? — Лука приподнимает бровь с усмешкой.
У меня внутри все обрывается от этого намека и мелькнувшей на мгновение картинки нас, играющих в счастливую семью.
— Конечно, нет! — Огрызаюсь я.
Он усмехается, выливая тесто на разогретую сковороду.
— Потому что единственная компания, которую я могу терпеть, — это моя собственная. Ну и еще, может, Лоренцо с Иваном. Все чего-то хотят. Ребенок не был бы исключением. Это было бы жестоко — приводить его в этот мир. Я не очень-то похож на любящего отца, не находишь?
Мне странно думать, что передо мной тот же человек, который отправлял мне отрезанные части тел в качестве «подарков».
— По крайней мере, у тебя есть самосознание, — киваю я с усмешкой.
Лука смотрит на меня с выражением, которое недвусмысленно говорит: «Не нарывайся». Я не выдерживаю и расплываюсь в улыбке.
— А что насчет меня? Ты же знаешь, что мне что-то нужно от тебя, но, похоже, моя компания тебя вполне устраивает.
Я играю с огнем, задавая опасный вопрос. Возможно, вся эта домашняя сцена придала мне смелости.
— С тобой я справляюсь.
— И что это значит?
Лука обходит стойку, притягивая мой стул ближе к себе, нависая надо мной.
— Это значит, что я буду трахать твой грязный рот, когда захочу, — его палец скользит по моей нижней губе. — И пороть твою задницу, когда мне будет угодно. Я буду поглощать тебя в каждую свободную минуту твоего дня. Потому что это доставляет мне невероятное удовольствие.
— Звучит как зависимость, — парирую я.
— Ты куда больше, чем просто зависимость, Ара. — Он наклоняется, прикусывая мою нижнюю губу. — Я все еще пытаюсь насытиться.
От его слов по телу пробегает дрожь, и мне снова хочется наброситься на него. Черт, я хочу его. Я всеми силами пытаюсь заглушить странное напряжение, повисшее между нами, но оно осязаемо. Раньше я его не замечала или просто отказывалась признавать. А теперь оно, будто разрываясь внутри, вытесняет любые остатки здравого смысла.
Мы с Лукой никогда не сможем быть чем-то большим. Чем бы это ни было. Мы просто используем друг друга. И все же… я привыкла к нему. Как бы я ни уверяла себя, что ненавижу его общество, мне кажется, я уже не могу без него. Возможно, потому что до встречи с ним у меня и не было настоящей близости, или…
Нет. Я не могу влюбиться в такого, как Лука Армани.
Исключительно вовремя, мой живот громко урчит, и мы оба невольно смотрим вниз.
— Но, сначала, блинчики, — замечает Лука.
37
Как только мне сообщили, что мои Гончие выследили предателя, я отправил Ару домой с водителем и поехал в «Balmere». Учитывая ее неприязнь к насилию, лучше ей не видеть то, что будет дальше.
Мы с Лоренцо проходим мимо бойцовского ринга, и он вдруг спрашивает:
— Сэр, я знаю, что мне не положено спрашивать… но что вы собираетесь делать с мисс Бароне?
Я даже не смотрю на него:
— Ты прав. Я ни перед кем не отчитываюсь.
— Прошу прощения, — он сразу отступает. Я нанял Лоренцо, когда мне было двадцать один, всего за несколько месяцев до смерти отца. Он единственный знал мой грязный секрет с той ночи, и я был уверен, что он унесет его с собой в могилу, иначе давно бы сам отправил его туда. Но это не значит, что я обязан отчитываться перед ним, особенно по таким личным вопросам, как Ара.
Прежде чем открыть дверь, добавляю:
— Она сейчас в приоритете. Она и
