— Этот контрабандист точно из Московской компании?
Елена кивнула.
— Он так говорит. И из любезности к моему капитану он приказал капитану одного из кораблей Компании доставить меня сюда, будто собственного матроса.
— Его имя?
Елена покачала головой.
— Ты его видела?
— Перед тем, как подняться на наш корабль, он потребовал, чтобы никого из команды на палубе не было.
— Черт побери!
— Но я слышала его голос. И хорошо запомнила.
— Может пригодиться. Послезавтра в Гринвичском дворе будет маскарад, хочешь пойти туда со мной?
— За пару шиллингов, — сказала Елена и нахмурилась. — Но зачем тебе знать, кто он? Не понимаю, чем это может повредить твоему другу-вкладчику?
— Ну, видишь ли…
— Зубы Божьи, ты шпион!
Марло невозмутимо и неторопливо допил свое вино.
Затем, когда она выхватила из сапога нож и с молниеносной быстротой вскинула руку, он сказал:
— Кем бы я ни был, я уже обещал, что не выдам тебя. И не выдам. К тому же тебе выгодно…
— Шпион, который держит слово? — перебила Елена. — Вот уж никогда не поверила бы.
Марло пожал плечами.
— Я привык удивлять людей.
Елена опустила нож.
— Не знаю почему, но, по-моему, я тебе верю. И пожалуй, пока не стану тебя убивать.
— Конечно, не станешь.
— Извини?
— Я слишком тебе нравлюсь.
Елена обмакнула два пальца в свое вино и брызнула каплями в лицо Марло.
— И к чему ты клонишь? — спросил Марло, зачерпывая ложку похлебки.
— Узнаешь в свое время, если так. И вот что, Кит. Еще одно. Англичанин? Он был особенно доволен одной вещицей, которую ему предложил мой капитан. Сказал, что теперь это самое его драгоценное сокровище.
— И что это было?
— Статуэтка с рубинами вместо глаз.
— Человеческая фигура?
— Нет. Дракон, вырезанный из нефрита.
15
БЕЛГРЕЙВИЯ, ЛОНДОН — 5 ЧАСОВ 16 МИНУТ ПОПОЛУДНИ. НАШИ ДНИ
— Что-нибудь отыскалось? — осведомилась Кейт у Макса. Она только вышла из станции метро «Виктория», направляясь к Медине. За полчаса до этого, установив личность взломщика, она попросила Макса проследить какие-нибудь новые прибавления к его банковским счетам — а вдруг он получил аванс?
— За последний месяц ни на один из его оффшорных счетов никаких денег не поступало, — сказал Макс. — Я проверил и его электронную почту. Ничего с этого адреса Нефритового Дракона.
— Он мог прибегнуть к услугам посредника. Ты не отправишь мне фамилии всех, кто связывался с ним по электронной почте или по телефону после находки манускрипта?
— Лады.
Остановившись у Белгрейв-сквер, Кейт еще раз посмотрела на фото взломщика Медины годовой давности, последние, какие ей удалось найти. Предположив, что он был Котом, а Кот принадлежал к «реактивной элите» — ведь все эксперты считали, что он был знаком с планировкой богатых домов, которые грабил, — Кейт отправилась в библиотеку и пролистала подшивки светских журналов. И довольно быстро наткнулась на снимок взломщика Медины с друзьями в Монако.
Тридцатипятилетний Саймон Тревор-Джонс… Взломщик действительно оказался реактивно летающим по свету аристократом. Бароном. Но вот относительно его внешности интуиция Кейт ее обманула. Она ожидала увидеть сногсшибательного красавца, даже в духе Джеймса Бонда, чего не могли ни подтвердить, ни опровергнуть ни кровавые затененные снимки места преступления, ни синеватые, искаженные фото, сделанные в морге. Тревор-Джонс, обнаружила она теперь, не был похож на Джеймса Бонда. Абсолютно. Он унаследовал самое худшее, что могла предложить английская голубая кровь, — бледную одутловатость инбридинга, тощее, но в то же время пухловатое телосложение. И все-таки в нем чувствовалась обворожительная сексуальность, решила Кейт. Его улыбка излучала пресыщенно-лихую беззаботность вместе с ощутимой, почти хищной сексуальной энергией.
Он был легендой, и Кейт подумала, что, как ни печально, его мифический статус умрет следом за ним. Она взвесила, не скрыть ли свою гипотезу от полиции в надежде, что детективы не свяжут Тревора-Джонса с Котом, но прекрасно понимала всю тщетность такой надежды. В конце концов труп опознают, и едва кто-нибудь из скотленд-ярдовского начальства услышит в одной фразе слова «барон» и «вор», как тут же сам сделает тот же вывод.
Положив фотографии назад в сумку, Кейт пошла через площадь. Район Медины был освежающе чистым и белым, изобиловал красивыми огороженными садами, но широкие улицы и внушительные колоннады показались ей безжизненными и слишком уж самодовольно величественными.
Получше, подумала она, свернув в Уилтон-Кресчент. Дуга примыкающих друг к другу каменных городских домов поменьше не хвастала ни колоннами, ни архитектурно изысканными фасадами. Оглядев улицу в поисках машины Медины, Кейт решила, что он запаздывает.
Подходя к его двери, она с удовольствием заметила объективы двух камер. После своей первой встречи с Мединой пару дней назад она попросила своего коллегу в лондонском филиале Слейда ускорить установку тут новой охранной системы. Кроме того, она попробовала настоять, чтобы Медина согласился на временного телохранителя, но он явно полагал, что сам способен о себе позаботиться, и отшутился, сказав, что это предложение — заметный перебор.
Кейт постучалась, назвала по домофону свою фамилию, и дверь отворила пожилая женщина с пухлыми щеками херувима.
— Я Шарлотта, — сообщила она, расплываясь в улыбке. — Входите-входите. Мистер Медина скоро подъедет.
Кейт последовала за Шарлоттой в гостиную. Минималистскую, с изобилием белизны и хрома — официальную, но уютную. Примостившись на мягком белом диване, Кейт достала из сумки ноутбук и начала с той страницы манускрипта, на которой остановилась утром, когда самолет приземлился.
Полицейский сержант Колин Дэвис был вне себя от бешенства. Накануне ночью на углу его улицы произошло двойное убийство, но его шеф отказался поручить расследование ему. Сказал, что такое дело ему не по чину. И вот он в самом чванном районе Лондона занимается поганым сорвавшимся взломом в доме какого-то богатея, который вдобавок ко всему оказывается еще и красавец. Дерьмо!
Дэвис всегда, относился с подозрением к слишком привлекательным людям. Чересчур легко им жить, беззаботно раскатываясь поперек чужих спин. Их внешность, считал он, сбивает вас с толку, и если не держать ухо востро, так обязательно проморгаешь ту или иную пакость, какую они, уж конечно, затевают. Излишне миловидные девушки были достаточно нестерпимы — воображают, будто они слишком хороши для всяких там, но красивые мужчины, богатые мужчины — и думать забудь. По его смиренному мнению, всех этих самовлюбленных кобелей следовало бы перестрелять.