Мой отец Джералд Уилер был не только замечательным писателем и рассказчиком, но и тонко разбирался в исторических курьезах и загадках. Видимо, я частично унаследовал его дар, иначе этот роман никогда бы не увидел свет.
Моя мать Джуди Бартон научила меня смотреть на вещи особым образом и заставила поверить, что в этом мире возможно все. Аркануму[1]она оказывала постоянную помощь, за что я ей бесконечно благодарен.
Мой друг и менеджер Уоррен Зиде также поддерживал Арканум с самого начала. Его коллега Крейг Перри, выдающийся знаток литературы, многократно перечитывал рукопись романа, подвергая его яростной критике. Автор порой приходил в отчаяние и бунтовал, но в конце концов это способствовало улучшению качества романа.
Мой брат Уильям Уилер, обладающий незаурядным писательским талантом, знал содержание романа настолько, что, наверное, смог бы процитировать некоторые пассажи, будучи разбуженным посередине ночи. При общении с автором он проявил поистине героическое терпение и внес ряд чрезвычайно ценных предложений.
Хочу также поблагодарить моих дорогих друзей Бобби Коэна и Мишель Раймо за постоянную поддержку в работе над рукописью и необыкновенно ценные советы.
Большую помощь в подготовке рукописи к изданию оказали мои помощники Кэролайн Крисе и Робби Томпсон, включившиеся в работу позднее.
Я в вечном долгу перед моим агентом Мелом Бергером за его необыкновенный энтузиазм и компетентную помощь.
Мой редактор в издательстве «Бэнтам Делл» Ричард СанФилиппо оказался не только исключительно квалифицированным специалистом, но и замечательным другом.
И наконец, все написанное обязательно читала моя жена Кристина Малперо-Уилер. Она ежедневно подпитывала меня энергией, даже не предполагая, насколько помогали в работе ее мудрость, искренность и оптимизм. Разумеется, я благодарен ей также и за то, что она произвела на свет Луку Томаса Уилера.
ГЛАВА 1Лондон, 1919 год
Спящий Лондон нещадно терзало сентябрьское ненастье. Налетали порывы ветра, по крышам барабанили капли дождя, огромные, как серебряные доллары, заставляя голубей на верхушках фонарных столбов испуганно жаться друг к другу. Неожиданно ветер стих. Деревья в Кенсингтон-Гарденз качнулись в последний раз, и, город, затаив дыхание, наконец перевел дух.
«Форд-Т» нырнул под Марбл-Арч[2]и обогнул Гайд-парк. Взрывы смеха в машине можно было услышать, даже не напрягаясь.
Дэниел Бизби держал руль одной рукой. Другая была занята исследованием пышного бедра Лиззи. Что ни говори, а после пяти пинт[3]смелости прибавилось. Лиззи, которая после спектакля даже не успела переодеться, притворялась, будто не замечает, как под юбкой елозят его настойчивые пальцы. Всегда готовая пофлиртовать, она почему-то не осознавала, какое впечатление производит своим поведением на ухажеров и какие ожидания в связи с этим у них возникают. Когда рука Дэниела добралась до колена, Лиззи проворковала:
– Представляешь, этот нахал Куигли передал мне записку перед выходом, когда я была уже в образе! А как у него противно пахнет изо рта. Непонятно, что этот человек ест, но в нем явно ощущается нечто нездоровое. Ты заметил, какая сегодня странная публика? Даже никто ни разу не засмеялся.
Дэниел улыбался, делая вид, что слушает, но его внимание было сфокусировано на том, чтобы продвинуться чуть дальше вверх по ее бедру. Наконец она его одернула, смущенно пробормотав:
– Дэнни…
На заднем сиденье дела шли веселее. Там Гулливер Ллойд вовсю лапал Селию Уэст, не столь красивую, как Лиззи, и уж тем более не такую талантливую актрису, но зато покладистую. Селия не жеманничала, и мужчины это ценили. Недостаток роста Гулливер компенсировал нахальством, к тому же он был богат.
– Ну перестань же, Гулли, – прошептала Селия, часто дыша, однако не делая попыток отстраниться.
Когда Гулливер наконец жадно впился губами в ее губы, она покорно прикрыла подведенные веки. Дэниел Бизби бросил взгляд в зеркало заднего обзора и стиснул зубы.
Все четверо – актеры театра на Лестер-сквер, где начали играть новую пьесу. У Дэниела и Лиззи роли влюбленных. Он был неравнодушен к ней и в жизни, только вот никак не мог найти правильного подхода. Смущался, а сейчас, выпив, лез напролом. А Гулливер не комплексовал, нет. В этом сезоне Селия у него уже четвертая. Конечно, Гулли богат и потому получал все, что хотел, а Дэнни жил в Ист-Энде, бедном рабочем районе, в многоквартирном доме, и этот новенький автомобиль, разумеется, принадлежал Гулли, но зависти не было. Просто…
На заднем сиденье прерывистое дыхание и шорохи сменились хихиканьем. Дэниел положил обе руки на руль и бросил взгляд на Лиззи. Она густо покраснела. Он достал из кармана старую кожаную фляжку, глотнул и прибавил газу, выезжая на Пиккадилли-серкус. Лиззи ухватилась за дверную ручку.
– Дэнни, помедленнее, пожалуйста.
Не снижая скорости, он свернул еще раз, ударившись колесом о бордюр.
– Ой, Дэн, – проворчал с заднего сиденья Гулливер. – Полегче, старина. – Его рука уже наполовину втиснулась под корсет Селии.
– Высади меня где-нибудь. – Лиззи повернулась к окну, затуманив дыханием стекло. – Уже поздно.
«Форд-Т» резко свернул за угол в восьмидесяти метрах от ворот Британского музея, мрачно поблескивающего темными зарешеченными окнами. Монументальное приземистое здание, обсаженное высокими елями, распростерлось на три квартала. Единственным посетителем в столь поздний час здесь был туман, который по странному капризу природы вдруг спустился на землю. Он напоминал вражескую армию. Обволакивал дымкой каждое строение, делал непрозрачными окна, стелился по земле, пытаясь проникнуть во все закоулки.
Вдруг в темноте раздался звук, словно где-то разбилось стекло. Следом зазвонил сигнальный колокол.
Автомобиль также обволокло туманом. За окнами была сплошная белесая мгла. Лиззи поежилась.
– Дэнни.
Дэниел Бизби затормозил, как только исчезла дорога. А через секунду произошло нечто ужасное.
Позднее в полиции Лиззи рассказала, что в первое мгновение ей почудилось, будто она видит одного из «белых ангелов», каких лепила из снега с младшими братьями в Швейцарии, куда ее возили кататься на лыжах богатые дедушка и бабушка. Проступающее сквозь туман серое пятно напоминало ей ангела с раскинутыми крыльями. Но когда туман рассеялся, крылья превратились в обыкновенные человеческие руки, отчаянно молотящие воздух.
