ней думать, но сейчас, когда страсть утихла, никак не получается изгнать ее из своей головы.
— Можно я задам тебе один вопрос? — спрашиваю я, отчаянно желая избавиться от растущего в груди напряжения.
— Конечно, — лениво отзывается Максим.
— Ты ведь не стал бы меня обманывать, правда?
На мгновение в комнате воцаряется тишина. Очевидно, мой вопрос застает его врасплох. И в этом нет ничего удивительного — вряд ли подобные разговоры типичны в подобной ситуации.
— Ты хочешь спросить о чем-то конкретном? — он не злится, его голос звучит ровно и мягко, с едва уловимыми нотками любопытства.
Вот он, тот самый шанс, когда я могу спросить напрямую о его связи с Ликой, тем самым расставив все точки на i, но что-то не позволяет мне им воспользоваться. Может быть, я боюсь, что в восприятии Максима физическая близость не дает мне права лезть в его личную жизнь, или что условиями нашей сделки не предусмотрены вопросы о любовницах. Но, наверное, больше всего я боюсь его честности и того, что он скажет, что Лика не ушла из его жизни…
— Ну? — голос Максима наполнен ожиданием.
На мгновение я ощущаю себя как пловец, потерявший ориентацию в неожиданно нахлынувшей волне: я стремилась оседлать ее, но вместо этого не рассчитала собственные силы и сейчас отчаянно стремлюсь найти выход.
— Я не знаю, — хрипло шепчу я. — Просто в любой ситуации я предпочту правду, даже если она мне не понравится.
Максим внезапно перекатывается на бок и тянет меня за собой, так что через мгновение моя спина оказывается прижата к матрасу, а он нависает надо мной.
— Значит, правда? — интересуется он вкрадчиво, изучая мое лицо.
— Да, — я коротко киваю, не позволяя себе струсить.
— Я хочу тебя, как мальчишка в период полового созревания, — говорит он с потрясающим спокойствием, словно обсуждает прогноз погоды. — И это одновременно ошеломляющее и очень приятное ощущение.
Я краснею. Это не та правда, которую я ждала, но она мне определенно нравится.
— Правда?
— После всего, что было, у тебя разве остались сомнения?
Я вспоминаю его ежедневные звонки, тот неожиданный приезд всего на несколько часов, появление сегодня, хотя вчера по телефону он сам признавался, что работы у него еще минимум на три-четыре дня. Мама всегда говорила, что о чувствах мужчины должны говорить не слова, а поступки, и я вдруг отчетливо понимаю, что все, что делал Максим с самого начала нашего странного брака, не дает мне повода усомниться в его честности.
— Нет, в этом у меня нет сомнений.
— Могу я рассчитывать на взаимность?
Я резко поднимаю глаза, встречаясь с его внимательным взглядом.
— Что?
— На правду, Влада, — серьезно говорит он.
Что-то в выражении его лица заставляет меня насторожиться.
— Д-да.
— Неделю назад после того, как я уехал почему ты ушла?
Задержав дыхание, я отвожу глаза.
— Мне нужно было подумать, — произношу я, ощущая на себе его пронзительный взгляд.
— Это я уже слышал. Еще?
— Я чувствовала растерянность. Наш брак не подразумевал этого, близости… Меня начали одолевать разные мысли.
— Жалеешь, что все изменилось?
— Нет, — говорю без сомнения, поражая своей горячностью не только Максима, но и саму себя.
Его красивое лицо озаряется довольной улыбкой.
— Хорошо.
Наши губы соприкасаются, но прежде, чем углубить поцелуй, Максим отстраняется и твердо говорит:
— Мне не нравится, что ты видишься с Фроловым. Если тебе так необходимо поддерживать с ним общение, пусть это происходит в присутствии третьего лица.
Такого поворота событий я точно не ожидала.
— Какого третьего лица, — сердито спрашиваю я. — Дуэньи? Он для меня только друг, и…
— Надеюсь, ты меня услышала, — бесцеремонно перебивает Максим. — Продолжать эту тему мне сейчас вообще не интересно.
Он похищает с моих губ готовый сорваться протест. И когда мои руки обвивают его за шею, а тяжесть его тела пригвождает меня к постели, все остальное перестает иметь какое-либо значение.
Глава 36
— Ты завтра снова уедешь? — спрашиваю я, не в силах скрыть рвущееся изнутри разочарование.
Уже давно за полночь, а мы с Максимом, утомленные и удовлетворенные долгими занятиями любовью, сидим на кухне. Я заварила свежий чай, а он готовит нам аппетитные сэндвичи, ловко нарезая ломтики курицы, сыр и помидоры.
Не прилагая абсолютно никаких усилий, с голым торсом, растрепанными волосами и парой царапин на груди, оставленных моими ногтями, он выглядит невероятно мужественно и сексуально, так что я позволяю себе полюбоваться им.
— Нет, — уголки чувственных губ приподнимаются в ленивой улыбке, когда он ловит на себе мой взгляд. — Я ударно поработал и смог раскидать основные дела по заместителям. Останусь в Москве до конца недели. У меня день рождения в субботу.
— Правда? — я досадливо морщусь, думая о том, как много мне еще предстоит узнать о собственном муже. — Планируешь что-то особенное?
— Будет небольшая вечеринка в одном из ресторанов Алекса, — Максим передает мне тарелку с готовыми бутербродами и усаживается напротив. — Познакомишься с моими друзьями.
Ощущая одновременно смущение и воодушевление, я с аппетитом кусаю бутерброд. И тут вдруг вспоминаю то, о чем никак не должна была забывать!
— Суббота — это же второе октября? — спрашиваю я, ощущая глухие толчки сердца.
Максим кивает и внимательно разглядывает мое взволнованное лицо.
— Другие планы на этот вечер? — интересуется он проницательно.
— Нет. Просто это еще… — я запинаюсь, мой голос предательски дрожит. — Это день рождения мамы.
То, что мама и Максим родились в один день совсем меня не удивляет — в чем-то они даже похожи. Своей заботой о других людях, честностью, самоуверенностью, которая у мамы сошла на нет после нескольких неудачных попыток забеременеть вторым ребенком.
Мне не удается сдержать печальный вздох, который не ускользает от внимания Максима.
— Если тебе будет некомфортно в этот день, можем все отменить или перенести, — мягко предлагает он. — Это не проблема.
Нужно рассказать ему… Рассказать про маму и ее состояние, но слова застревают у меня в горле. О том, что мама в клинике знает лишь несколько человек, среди которых семья Кости и Варя. Отец так долго скрывал ото всех нашу трагедию, не желая вмешательства прессы в нашу жизнь, что я тоже невольно стала следовать его примеру. Несмотря на то, что мы не делали никаких официальных заявлений, многие стали считать, что мама погибла в той автокатастрофе, а мы никого не разубеждали. Да и не хотелось мне лишний раз говорить о маме с чужими людьми, но Максим ведь больше мне не чужой…
— Отменим? — тихий спокойный голос заставляет меня вынырнуть из потока печальных мыслей.
— Нет, что ты? — я
