— Просто забудь о том, что он сказал, хорошо? Он просто выдумал все это, чтобы заставить тебя чувствовать себя плохо и добраться до меня. Так он и делает. Ублюдок получает удовольствие от этого дерьма.
— Я имею в виду… мы же не встречаемся. Тебе разрешено быть с другими людьми. У меня нет никаких претензий к тебе…
Он выдыхает.
— Ну да.
Мгновение мы сидим в глубокой, почти болезненной тишине. Насколько я знаю, в его загадочной голове рождаются всевозможные неприятные воспоминания. Воспоминания, которые он держит внутри, потому что ему больше некуда их девать. Я прижимаюсь щекой к его спине, чтобы дать ему понять, что он не один.
Мощный ритм его сердца звучит в моем ухе, пока я вдыхаю его знакомый запах.
Я буду скучать по этому.
— Ты когда-нибудь представляла меня с кем-то другим? — спрашивает он.
Я сажусь. Август поворачивается, наклоняясь ко мне.
— Что ты имеешь в виду?
Его рот плотно сжат.
— Если ты представляешь меня с другой женщиной, что ты при этом чувствуешь?
Откинувшись, я представляю его с какой-нибудь хорошенькой брюнеткой, мечтающей прижать его к себе на всю жизнь, и это не очень приятно. Но я не могу сказать ему об этом.
Какой в этом смысл? Мучить себя?
Мы не можем быть вместе.
— Когда я думаю о тебе с другим мужчиной, — говорит Август, — это похоже на удар исподтишка. Это единственный способ, которым я могу это описать. Это выбивает из меня дух. Я буквально не могу дышать.
Я секунду обдумываю его слова. Все происходит так быстро, и его признание неожиданно. Подобные мысли приходили мне в голову бесчисленное количество раз, но я лишь принимала их за безрассудные мечты и не более того.
— Что ты говоришь?
Август глубоко вздыхает, откидывает назад свои беспорядочные волосы и выдыхает.
— Я не знаю. Не знаю, что все это дерьмо значит. Я просто… просто знаю, что все по-другому. Быть с тобой. И я не могу это отрицать. Не знаю, что с этим делать, поэтому я выкладываю это здесь.
Он бредит. А Август никогда не бредит.
— Я знаю, что это неожиданно, — продолжает он. — Но это действительно…
Поднеся палец к его губам, торможу его.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — говорю я ему. — И знаю, что ты боишься сказать — потому что я тоже это чувствую.
Я изучаю его черты в темноте, хотя даже если бы мои глаза были закрыты, я бы все равно знала их наизусть.
— Так что же нам теперь делать? Что, черт возьми, нам делать?
Август отвечает мне поцелуем, неистовым и диким, его пальцы в моих волосах, но я полагаю, что это потому, что другого ответа нет.
Наше будущее было написано для нас задолго до того дня, когда мы встретились.
Все, что у нас есть, — это этот момент.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
АВГУСТ
Мне посчастливилось столкнуться с Гэнноном в субботу утром, после того как я проводил Шеридан.
— Не расскажешь мне, какого хрена ты делал с дочерью Рича Роуза прошлой ночью? — спрашивает он.
— С кем? — я беру из холодильника упаковку апельсинового сока и пью прямо из бутылки, просто потому что знаю, что это его бесит.
— Не оскорбляй мой интеллект. Я видел ее машину. Кое-то пробил номера. Она зарегистрирована на Рича и Мэри Бет Роуз.
— Ни хрена себе? Эта девушка была Роуз? — я прикидываюсь дурачком, делая очередной глоток. — Видимо, она забыла об этом, когда я задавал ей пятьдесят миллионов вопросов о ее прошлом, прежде чем трахнуть ее.
— А папа знает, что ты трахаешь дочь Рича?
— Не знает. Не мог бы ты рассказать ему об этом в следующий раз, когда будешь лезть к нему в задницу?
Гэннон усмехается, уперев руки в бедра, обтянутые хаки. Кто, блять, вообще надевает хаки в субботу утром?
— Что, думаешь, он будет гордиться? Рич Роуз — это обуза. Что если он попытается заставить свою дочь сказать, что ты ее изнасиловал или что-то в этом роде? — качает головой Гэннон. — Иногда я действительно думаю, что у тебя дерьмо вместо мозгов.
— Да, наверное, поэтому я и не поступил в Вандербильт.
Мы с ним оба знаем, что я не поступил, потому что никогда не подавал документы. С моим идеальным баллом и огромным количеством рекомендательных писем и школьных наград, я бы прошел без проблем.
— Я предупреждаю тебя, Август. Перестань валять дурака с этой девчонкой, — лицо Гэннона становится вишнево-красным, верный признак того, что его терпение вот-вот лопнет.
Возможно, с моей стороны было наивно не думать о том, как наше маленькое соглашение может быть искажено не тем человеком. Но Шеридан никогда бы этого не сделала. Она выше этого дерьма.
— Или что? Ты настучишь на меня? — я возвращаю испорченный сок в холодильник, и когда закрываю дверцу, встречаюсь взглядом с лицом Гэннона. — Блять…
— Доброе утро, мальчики, — Кларисса заходит на кухню с веником в руках, как всегда, безупречно вовремя.
Когда мы были младше, и Кларисса работала здесь полный рабочий день, она постоянно разнимала драки. Только один раз дело дошло до драки, и она оказалась в самом ее центре со сломанным носом.
Мы поклялись никогда больше не драться рядом с ней — единственное, о чем мы всегда договаривались.
— Доброе утро, Кларисса, — я направляюсь к лестнице, а за мной следует этот придурок.
— Я серьезно. Держись подальше от этой семьи, — бубнит Гэннон, следуя за мной.
Я останавливаюсь, поворачиваясь назад.
— Хоть раз в жизни сделай себе одолжение и займись своими чертовыми делами.
— Ее отец — убийца.
— Мы не знаем этого наверняка. Его оправдали, — говорю я.
Не могу поверить, что сейчас защищаю Рича, но, если это выведет Гэннона из себя, я сделаю это.
